47 
Устами кобеля глаголет истина. Андрей Иванович слушает эту критику в мой адрес и аккуратно расклинивает монтировкой дверцу. Ему не нравится, когда меня критикуют. Он считает, что Дед все делает правильно, даже если делает наоборот. Наконец я выбираюсь из заточения и язвительно спрашиваю:
– Эй, соратник, чего замолчал? Давай выкладывай, мне интересно.
– А чего? – тушуется Павлик.
– Кого хотят назначить директором «Перспективы»?
Павлик долго сопит, но, поняв, что проболтался, невнятно произносит:
– Ну этого… Как его… Ленского.
– Какого еще Ленского?
– Ну, этого… С лошадиной фамилией… – Павлик, оказывается, читал Чехова.
– Пржевальского?
– Да нет… Приобского-Забайкальского… Забыл, как река называется. Которого вы, Андрей Иванович, только что на льду подобрали.
– Степаняка-Енисейского? – уточняю я.
– Точно.
– Степаняка – директором «Перспективы»? Да это… это же профанация! – угрюмо произносит Андрей Иванович. Он, оказывается, и такие слова знает. – Я не знал, что он тот самый Енисейский. Думал, простой старичок.
Я перевариваю это известие и не могу связать концы с концами… Кажется, меня впутывают в какую-то очередную издательскую историю. Там, где появляется этот тунгусский метеорит, время с пространством начинают идти вспять – исчезают японские компьютеры, оживают динозавры, вывешиваются старые портреты. Со скрипом приподнимается гробовая доска и выглядывает сам Трифон Дормидонтович. Обычно моя разведка действует на большую глубину и не подсовывает непроверенных данных; и потом, я еще, слава Богу, отличаю разведданные от примитивных слухов – этим делом у нас занимаются все: что добудут, то и тащат в редакцию, как вороны, но Павлик среди ворон занимает особое положение, потому что информацию получает от других шоферов, а уж эти сами слышат звон, отраженный от самой высокой колокольни.
– Ты не знаешь, случаем, кто станет главным вместо меня, когда я умру?
– Почему «умрете», при чем тут «умрете»? – возмущается Павлик.
– Да, зачем такие слова? – впервые не соглашается со мной Андрей Иванович. – Вы всех нас переживете.
– Значит, меня сменят еще при жизни. Ладно, поехали куда-нибудь… Нет, постой…
К нам с горы спешит царица Тамара с какими-то важными новостями. Надо полагать, она несет мне хорошее известие и заранее виляет лисьими хвостами своей шубы, чтобы я ее погладил по спине и не сердился из-за неверно развешанных портретов. Она уже осознала свою ошибку и в следующий раз повесит меня вместо Ломоносова.
– Вам звонили и просили передать… – царица отдает мне телефонограмму и делает на льду нечто среднее между книксеном и реверансом. Фигурное катание продолжается.
– Откуда звонили? Из Академии наук? – благосклонно спрашиваю я, разыскивая очки. (Значит, я еще надеюсь, что Президент мне позвонит).
– Нет, – пугается царица. – Из гостиницы.
Опять записка, опять на календарном листке, но теперь уже за 29 февраля:
«ПЕРЕДАЙТЕ НЕВЕСЕЛОВУ, ПУСТЬ ПОЗВОНИТ В НОВОСИБИРСК ПО ТАКОМУ-ТО ТЕЛЕФОНУ».
Сегодня все происходит как в сонном бреду. Никак не проснусь. Почему я должен звонить в Новосибирск по какому-то телефону?
34
Значит, договариваемся так: Андрей Иванович возвращается с царицей Тамарой в Дом ученых на «скорой помощи», которую («скорую помощь») Леонард Христианович уже услужливо подгоняет к нам вместе с моим пальто, и там он (Андрей Иванович) подменит Павлика в качестве киномеханика, а то мотоциклисты уже нервничают без «Звездных войн», а Павлик отвезет меня в Новосибирск… не в Новосибирск, а в гостиницу, чтобы оттуда позвонить в Новосибирск.
Всем все ясно? Порешили. Быть тому.
С помощью царицы Тамары надеваю пальто и наблюдаю, как Павлик выводит из кустов рычащий «ЗИМ». «ЗИМ» упирается, морда у него поцарапанная. Едем вниз. «ЗИМ» трясется и источает бензиновый дух. В молчании проезжаем мимо трансформаторной будки с оскаленным черепом. Оревуар, камарад! Извини, но познакомиться с тобой накоротке я сегодня, наверно, уже не смогу – оказывается, у меня в Новосибирске дела.
– Откуда ты узнал, что директором издательства назначат Степаняка-Енисейского?
– Скажу, скажу… – усмехается Павлик. – Вы же не успокоитесь, пока не узнаете. Ведмедев в аэропорту сказал. Приехали туда после урагана, а Ведмедев и говорит: видишь того старикана? Мы в грязи, а он чистенький. Всегда так. Этот вот Забайкальский будет нашим директором. И ему, кстати, понадобится толковый шофер.
47 
