19 
Я обхватил себя за плечи и крепко сжал.
– Все будет хорошо, – выкрикнул я вверх, в полинявший полог небес. – Все будет хорошо.
Самый кошмарный сон в жизни приснился мне, когда мне было пять лет.
В небе кружился какой-то вихрь, наподобие водоворота, из тяжелых грозовых туч, лиловых, красных, ослепительно белых. Вокруг царила странная тишина, полная скрытой угрозы.
И вот послышался угрожающий рокот, он становился все ближе, словно красные грозовые тучи старались дотянуться до моей головы жадными руками и стиснуть мне виски.
Все вокруг содрогалось и содрогалось. Я слышал частые удары, словно надо мной бешено колотилось огромное сердце, и из него сочилась влага на меня, на мое платье, на мои руки. Сердце в любой миг было готово взорваться. А мне было всего пять лет, и я был совсем один и вдруг в ужасе увидел, как над моей головой произошел кровавый взрыв. А внизу было море. Брызги жирной воды летели мне в лицо, попадали на ладони. Кровь. Это была кровь.
Кровь с небес.
Именно в этот миг, хотя я даже не осознавал, что со мною происходит, я видел кошмарный сон обо мне самом, которому снится этот кошмар.
* * *
Утро наступило свинцово-серое.
На кухне мать лишь на миг встретилась со мной взглядом, но и этого было достаточно. Внешне все выглядело как обычно: завтрак подан, в камине разведен огонь. Только глаза матери по-прежнему смотрели на меня умоляюще и враждебно, и я насторожился.
– Доброе утро! – буркнул я, усаживаясь за завтрак.
Она только сдержанно кивнула головой.
– Я сказал: «доброе утро», – вызывающе повторил я.
– Да уж, доброе, доброе, – поспешно ответила она.
– Поймите, мама, вчера вечером вы обиделись на меня совершенно напрасно. Я устал, вы же знаете, каково мне приходится…
– Ну что я тебе могу сказать? – заговорила она. – Вчера ты устал, а сегодня утром – я. Я устала оттого, что ты обращаешься со мной как со служанкой!
– Как со служанкой?! Что вы такое говорите?! Да когда же это было?!
– Послушай, – сказала она, тяжело вздохнув, – у твоего брата место мне всегда найдется. Когда захочешь жить один – ты только скажи.
– Мама, что вы такое говорите? Что я натворил? – Я говорил, как вороватый мальчишка, застигнутый врасплох.
– Раз уж ты сам не знаешь, что ты натворил, кто тогда это может знать? – отрезала она.
– Послушайте, мама, сегодня хорошая погода. Вы только посмотрите: дождь уже перестал…
– А как вчера вечером? Ты приятно провел время? – спросила она, смакуя каждое слово. И замерла, глядя на меня в ожидании.
– А, вам уже донесли! Что же, поздравляю! Да, я хорошо провел время, еще бы! – воскликнул я с преувеличенной горячностью. – И что с того? По-моему, я уже достаточно взрослый!
– По годам – да, но не по уму… Как видно, по уму ты до сих пор еще совсем ребенок.
Удар был нанесен меткий и сокрушительный.
Воцарилось молчание.
У меня кусок не шел в горло. Я был в ярости, только моя мать умудрялась довести меня до такого состояния! Я попробовал проглотить хотя бы ложку молока.
– Почему вы все время сердитесь? Что за муха вас укусила? – Я почти орал.
– Ладно, раз ты так настаиваешь, я все тебе объясню, – медленно и отчетливо произнесла мать, усаживаясь напротив меня.
Снова молчание.
– Об этой Паттузи много разного говорят, – по слогам произнесла мать, немного помолчав.
– А, вот в чем дело, – заметил я.
– Я в своем доме ее не приму. Так я и знала! Я же знала, что все так и случится, еще раньше знала, я во сне все это видела! – Теперь мать пыталась воззвать к моему состраданию.
– Да что вы все время так переживаете? – спросил я, и в тот миг я был совершенно искренен. – Это же работа! Доход! Это – наш хлеб! И что здесь такого? Да, я встретил ее вчера вечером. Встретил случайно, ей стало дурно, я проводил ее до дома, ну и что? Я что, в тридцать два года должен всем давать отчет?
– Случайности, сынок, люди подстраивают специально. Эта самая Паттузи, с помощью той ведьмы, своей старшей сестры-сводни, уже давно тебя приметила. Боже тебя упаси от них!
– Матушка, вы рассказываете какую-то небывальщину, это уж ни в какие ворота не лезет!
– Если бы! Сам еще убедишься, что я права! Как бы то ни было, пока я жива… Господи, спаси и помилуй!
И под такой эпитафией мы похоронили наш спор.
Я сделал последнюю попытку доесть завтрак, но это оказалось выше моих сил: меня душили спазмы. Я встал и едва слышно произнес:
– Пойду прогуляюсь.
19 
