Раймонда стояла перед приоткрытой дверью, ожидая моего возвращения.
– Бустиа, к тебе пришли, – шепнула она, помогая мне снять клеенчатый плащ. В незапамятные времена этот плащ был частью моей военной амуниции.
«Кто бы это мог быть?» Я вопросительно вскинул голову, взмахнув рукой и не произнося ни слова.
Моя мать привстала на цыпочки и, почти дотянувшись до моего уха, прошептала:
– Здесь Франческина Паттузи. Она утверждает, будто ты знал, что она придет. Подумать только, эти люди – и в моем доме… – Мать горестно вздохнула.
– Конечно же, я знал, что она придет: ее направил ко мне Паскале Дессанаи. Только я потом об этом забыл. Она давно меня ждет?
Раймонда пожала плечами:
– Минут десять.
– Я промок до нитки. Попросите ее, пусть подождет, пока я переоденусь.
Войдя в кабинет, я увидел женщину лет сорока, худую как щепка. Она была некрасива, но в ней ощущалось внутреннее достоинство. Заметив меня, она встала. Прежде чем я успел заговорить, она протянула мне вчетверо сложенный листок, который крепко сжимала в руке. Я уселся за письменный стол и неторопливо развернул бумагу. Затем предложил женщине тоже сесть. Она послушно опустилась на самый краешек стула напротив меня.
Я быстро пробежал листок глазами.
– Это уведомление о решении суда. Вас обвиняют в намерении содействовать побегу Танкиса Филиппе, который отбывает предварительное заключение в ожидании вынесения приговора… Вот, а дальше вы сами все знаете. Вас не взяли под арест потому, что вы не имели ранее судимостей и суд поверил в вашу благонадежность…
– Меня в тюрьму? – перебила меня женщина.
– Да, вы ведь попытались передать заключенному Танкису недозволенные предметы, разве не так? Посудите сами: что было обнаружено в той корзинке, которую вы принесли в тюрьму?
Женщина взглянула на Бустиану. Это был взгляд человека, чей ответ мог решить судьбы мира.
– Мясца, ну, хлебушка, сырку, пельсинов пара… Ну, чтоб он, горемычный мой, покушал немножко. Ваша милость, гспадин-авокат, нешто ждать, когда его там, в тюрьме, что ли, накормят… – В волнении она полностью перешла на местный говор.
– Итак, мясо, хлеб, сыр, два апельсина… вы уверены? И больше ничего?
Женщина отрицательно покачала головой, как бы давая понять, что уже и так ответила достаточно подробно.
– Господи боже мой! – вырвалось у Бустиану. – Прежде всего, вы не имеете права носить заключенному еду без разрешения. Во-вторых, тут черным по белому написано: в корзине был еще нож! – В сердцах адвокат ткнул пальцем в документ.
Плечи женщины вздрогнули, казалось, она едва сдерживает смех.
– Да рази ж это нож, ваша милость, гспадин-авокат, так, ножичек-крохотулечка. Такими детишки играются, на такой ножик и смотреть-то без слез нельзя… Это чтобы он там мог сырку отрезать. А иначе-то как? Нешто прям так кусать?
– Да, но когда вас спросили, что лежит в корзине, вы же должны были сказать об этом. Горе мне с вами!
– Меня спросили, какую такую еду я несу, а ни про какие ножи меня не спрашивали, никто ни словечка даже не сказал! Почем мне знать, чего положено, а чего нет?!
– Ну, хорошо, хорошо. В любом случае в следующий раз, когда вы захотите передать вашему сыну что-нибудь из еды, постарайтесь ничего подобного не предпринимать. Вы же сами видели, все проверяют.
– Проверяют они, как же, кого им надо, того они и проверяют!
– Вы должны быть признательны за то, что суд принял на веру вашу благонадежность и на этот раз вы отделались финансовым взысканием. Но в следующий раз никаких поблажек больше не будет, и не надо потом приходить ко мне с жалобами.
Женщина некоторое время сосредоточенно разглаживала складки на платье, потом взглянула мне прямо в глаза и недоверчиво переспросила:
– Чем-чем я отделалась?
– Взысканием, пеней – штрафом, в общем! – раздраженно повторил я. – Вы должны будете заплатить деньги, господи боже мой! – И добавил, сжалившись над ее непониманием: – Вам придется заплатить пять лир штрафу!
– Пять монет! – повторила она шепотом.
– Вот именно, и считайте, что вы легко еще отделались, потому что уполномоченный инспектор, старшина Поли, – человек с пониманием…
– Да ведь мы, ваша милость, гспадин-авокат, мы о всяких судействах и знать ничего не знали! Что вы там себе думаете, что мы кажный день по тюрьмам да по судам ходим, что у авокатов просиживаем? Ежели Филиппо и очутился в тюрьме Ротонде, так это потому лишь, что ошибка случилась, не того схватили. Второго такого честного парня, как Филиппо, не найдешь! Я вам это без всяких там придумок говорю, мне он ведь даже не сын! Спросите сами, у кого угодно спросите, можно ли было Филиппо Танкиса хоть раз чем попрекнуть!