152 
— Я слушаю.
— Господин, мне…
— Вот что, милая. Если будешь продолжать бормотать себе под нос, я ничего не услышу. Поэтому будь любезна подойти и присесть рядом со мной.
Она повела плечами, но протестовать не посмела и выполнила указания в точности. А когда подняла взгляд и увидела в моих руках вязание, удивленно взмахнула ресницами:
— Вы…
— Вяжу. Это тебя удивляет?
— Нет, но…
— Неподходящее занятие для мужчины? А мне так не кажется. Ты думаешь иначе?
Мариса испуганно округлила агатовые глаза.
— Нет, господин, я вовсе не…
— Не думаешь? А вот это плохо, милая. Думать надо. Хотя бы изредка. Попробуй как-нибудь, вдруг понравится?
Она вдумалась в смысл моих слов и несмело улыбнулась, заслужив ответную улыбку.
— Вот так-то лучше! А теперь поговорим. Что тебя привело?
— Господин, вы…
Девушка снова погрустнела: видимо, предметом разговора должна была стать смерть ее благодетеля.
— Я должен извиниться перед тобой.
— За что, господин? Чем я могла… — Теперь явный испуг появился и в звонком голосе.
— Ничем, милая. Это я совершил ошибку. Твой… Мэнсьер мог остаться в живых, если бы я действовал обдуманнее.
Мариса опустила голову. Тонкие пальцы сжались, сминая отутюженные складки верхней юбки.
— Честно говоря, мне только потом стала понятна собственная неосторожность. Дурак, признаю. И очень хотел бы вернуть все обратно, но не могу.
— Не надо… обратно.
Какую чушь я несу?! Конечно, не надо!
— Прости, милая, я совершенно не слежу за своим языком. Тебе сейчас так тяжело, а тут еще мои глупые откровения… Прости.
— Не вините себя, господин, — агатовые глаза снова смотрят на меня. — Вы… мы не думали, что можно спастись. Что я могу спастись.
Правильно, не думали. Да и мало какой маг смог бы вам помочь, разве что знаток накров, к тому же разбирающийся в строении человеческого тела. Вы даже не надеялись, вот что особенно печально. Если бы в ком-то из вас теплилась надежда, я бы это почувствовал и, возможно, вел себя осмотрительнее… А, что обманываться? Таким же олухом и был бы, только сомневался бы больше.
— Ты любила его? Сильно?
Тень улыбки падает на искусанные тревогой губы.
— Как можно не любить своего отца, господин?
— Запросто. Я, например, к своему питаю… Что ты сказала? Отца?! Мэнсьер был твоим отцом?
— Да, господин. Вы этого не знали?
— К сожалению.
Откуда я мог знать? Пусть история любвеобильного старикана, заимевшего ребенка от служанки, известна всему городу, но у меня просто не было времени ее услышать! А ведь если знать заранее… Фрэлл!
Мариса удивленно проводила взглядом вязание, которое полетело прочь.
— Я думала, вы знаете. Вы подошли прямо ко мне и…
С силой провожу ладонями по лицу и сцепляю их в замок. Вот же олух! Надо же так опростоволосится… А уж какое впечатление произвел, наверное, на зрителей, уверенных, что действую, обладая всей возможной и невозможной полнотой сведений… Мрак. Да, в Вэлэссе мне больше показываться не стоит. Прохода не дадут. Очевидцы расскажут своим знакомым, те своим, и дальше, дальше, дальше. Ах, какой замечательный Мастер! Ах, как легко он узнал тайну мэнсьера! Ах, как умело он… Тьфу.
— Не печальтесь, господин, — девушка робко касается моего плеча. — Отец умер спокойно и счастливо. Если бы он успел, то поблагодарил бы вас.
— Он успел, — цежу сквозь зубы, и Мариса, к счастью, не разбирает слов.
Все благостно и мило, так почему же мне на душе тошно? Почему, глядя на беззащитный изгиб тонкой шеи, я вспоминаю шелест благодарности по песку двора и нахожу в нем насмешку?
Потому что кто-то оказался расчетливее меня.
И этот «кто-то» вовсе не мой противник.
Белобрысая малявка, именуемая Пресветлой Владычицей, твои проделки? Уверен, что да. Провела меня по нужной тропке и бросила прямо в сплетение событий, не позволив найти кончик нити! А если нет возможности распутать узлы, их приходится рвать — это всем известно. Вот и я… рванул. Фрэлл, ведь можно было избежать жертв! Мне бы хоть капельку времени… Хоть один лишний день. Разве многого прошу? Нет, нет и нет. Но не было ни минуты на раздумья: я попросту не мог медлить. Потому что яд, растворенный в воде и крови, не согласился бы обождать, пока соберусь с мыслями. Да, пожалуй, по-другому быть не могло. И на мне нет вины за смерть старика и волнения его юной дочери. Но почему тошно-то так?!
152 
