100 
Море людей накатывается волнами, разбиваясь о мои плечи и потихоньку разбивая меня. Ладони скрещённых на груди рук, спрятанные под мышками, ощущаются шматами раскалённого железа, но так лучше, чем позволять кому-то другому до них дотрагиваться. Вперёд, вперёд, вперёд... Я бегу? Наверное. Но куда я так тороплюсь? Сказать Туверигу всю правду? Да. Хватит поддаваться трусости. Глупая тайна всё равно станет известна, днём раньше, днём позже, какая разница? Лучше сразу. Одним махом. Одним ударом. Ты не добила меня, Тень? Хорошо. Буду справляться сам. Это ведь так просто — открыть рот и сказать...
— Ой! Ты уже вернулся?
Зардевшиеся щёки Тайаны, отпрянувшей от собеседника столь стремительно, что можно предположить: не о делах шла речь. Вернее, о делах, но исключительно сердечных. Так и не отпустившие друг друга пальцы, девичьи и юношеские... Ну хоть кто-то счастлив в этот день, и то славно.
— Dyen Брэвин хотел тебя увидеть и сказать...
— Только не спешите возражать! Пожалуйста, — добавляет свежеиспечённый хозяин Оврага.
И он тоже на редкость румяный. Это же не действие солнца? Не должно быть. Если бы парень приехал из сумеречных стран, тогда конечно, обгорел бы в саэннской жаре до красноты, но его кожу и так не назовёшь белоснежной, поэтому... Нет, вывода не получается. Голова болит и с каждой минутой тяжелеет. Я в самом деле подхватил лихорадку?
— Возражать? И не собирался. Чему обязан снова вас видеть? Разве мы не закончили все дела ещё тогда?
Даже русые локоны, обрамляющие довольное лицо, кажутся светящимися от радости. Ну да, на дворе же празднества, и никто не грустит. Почти никто. Впрочем, единственного грустящего уже можно не считать. Потому что его скоро не будет.
— Конечно, конечно! Закончили, как надлежало. И не может быть никаких вопросов!
— Тогда извольте объяснить, зачем...
— Мэл, это так чудесно! — защебетала Тайана, то и дело норовящая бросить на молодого человека загадочный взгляд. — Это такой щедрый подарок!
— Подарок?
— Давайте, поднимемся к вам. Там всё и поймёте.
— Как пожелаете.
Шаги даются со скрипом в каждом суставе, как в несмазанных петлях. Боги, как же я устал! Пора прекращать бесполезное трепыхание. Мотылёк слишком близко подлетел к свечному огоньку и загорелся сам. Ну ничего, пламя скоро угаснет. Вместе с жизнью.
Дверь открыта, и уже с порога видно, что...
Чердак резко уменьшился в размерах. Но стены дома не могли сойтись вместе, стало быть, причина обмана зрения в другом.
В аккуратных стопках книг, разложенных на полу, на столе и везде, где нашлось свободное местечко.
— Вы ведь не откажетесь их принять? Я подумал, что на Середину лета это будет уместным и достойным даром. Не надо ничего говорить!
А мне и сказать-то нечего. Звуки есть, а слов нет.
Значит, тем таинственным богатеем, выкупившим книги моего отца, был Брэвин.
Щедро.
Трогательно.
Но будь я проклят, слишком поздно!
* * *
— Ум-м-м-м-г-р-р-р-х!
Кулак, сооружённый со слезами и проклятиями, врезается в стену. Расплавленная сталь ладони от удара заходится волнами, только добавляя жара к ощущениям, но лучше боль будет приходить снаружи, чем изнутри.
Если бы можно было поменять ощущения местами, я согласился бы разбить руки в кровь или вообще отрезать, только бы всё прекратилось. Только бы наступило забвение.
За что, боги? За что?! Хоть укажите причину, и мне будет не столь обидно служить вам развлечением...
Тишина. За окном чердака простираются крыши города, захваченного буйным весельем праздника, но счастливые голоса не долетают до меня, словно охранное заклинание отбрасывает их назад. Оно неспособно на такое, знаю. Это я не слышу ничего. Даже своей боли.
Она подозрительно молчалива, моя настойчивая госпожа. Она смотрит. Она выжимает тихие стоны из моего горла, но сама не произносит ни слова, только задумчиво прогуливается по аллеям разложенных на полу книг.
Книги. Много? Мало? Несколько десятков томов, толстых и тоненьких, неподъёмных и лёгких, как пушинки. На их страницах живут настоящие чудеса, но я разучился читать, а тупо и непонимающе смотреть на картинки... Да пошло оно всё за Порог!
Ногам проще, пусть они тоже мало что чувствуют, но хотя бы и не горят в невидимом огне. Р-раз! Два! Стройные стопки разлетаются во все стороны, а вместе с ними и крепость моей души рушится под безжалостными ударами. Прочь, всё прочь! Зачем мне теперь всё это? Именно тогда, когда пропал последний смысл, умерла последняя цель... Как ты жесток, мир! Я ненавижу тебя! Так сильно, что...
100 
