173 
— Это не обсуждается.
— Дайте мне хотя бы общее представление, — не отступал Фалькон. — «Предписывается психбольница» или «Рекомендуется отпуск»?
— Вариантов гораздо больше.
— Вы собираетесь порекомендовать полное психиатрическое освидетельствование?
— Это было предварительное собеседование. Мы не могли не прореагировать на поступивший извне сигнал.
Не иначе как Кальдерон звякнул, решил Фалькон. После этой истории с Инес у его дома.
— Расскажите мне, пожалуйста, что вы напишете в своем отчете.
— Разговор закончен, старший инспектор.
Не по своей воле, а скорее по воле случая Фалькон вышел из стойла арены «Ла-Маэстранса», держа в руках билетик с номером Фаворита. По дороге из полицейского управления он едва не подшиб мотоциклиста и чудом не ткнулся в задок конного экипажа с туристами. Процедура выбора быков прошла мимо его сознания. Он только уловил какие-то шушуканья о пропоротой шкуре номера 484, а потом, воспользовавшись его рассеянностью, ему всучили то, от чего все отказались. Фалькон позвонил Пепе в отель «Колумб» и сообщил эту новость.
Он поехал домой. Состояние было отвратное. Мысли прыгали. Из памяти лезли в мозг сумбурные образы. Фалькон с трудом дотащился до своей комнаты и рухнул навзничь на постель. Все его тело сотрясалось от подкидывавших плечи всхлипов. Напряжение было слишком велико. Слезы струями текли с щек на подушку. Его буквально рвало рыданиями. Потом он заснул безо всяких снотворных. От одного изнеможения.
Разбуженный звонком мобильника, Фалькон очнулся с ощущением, будто вместо глаз у него горячие голыши, а вместо человеческих век — носорожьи. Пако сообщил ему, что они сидят в ресторане, и он уже раскатал губу на Хавьеровы отбивные. Фалькон залез под душ и некоторое время стоял под ним с идиотским видом, достойным обитателя дурдома. Потом оделся. Это помогло ему собраться. Он даже почувствовал в себе прежнюю уверенность, словно его последний срыв перезапустил какой-то маленький, но жизненно важный механизм.
Во время апрельской Ферии вокруг отеля «Колумб» постоянно царило оживление. У входа суетились коридорные, встречая прибывающие вереницей машины и микроавтобусы с менеджерами, промоутерами и самими тореро. Болельщики оккупировали кафе напротив. Сегодня их было поменьше, потому что на афише не значилось громких имен: самым известным был Пепин Лирья, за ним шел Висенте Бехарано и, наконец, никому не известный Пепе Леаль.
Фалькон поднялся в номер к Пепе. Один из его бандерильеро стоял перед дверью в коридоре, заложив руки за спину. Парень осторожно заглянул внутрь, словно к скорбящей вдове, что-то тихо сказал Пепе и пропустил Фалькона.
Пепе сидел на стуле посреди комнаты в расстегнутой рубашке, не заправленной в брюки. На нем не было ни пиджака, ни галстука, ни ботинок, ни носков. Волосы дыбились меж сжимавших голову пальцев. На лбу и на груди поблескивала пленка пота. Он был бледен. Его страха ничто не скрывало.
— Вам бы не нужно видеть меня таким, — произнес он.
Пепе глотнул воды из стоявшего на полу стакана и обнял Хавьера, а потом метнулся к унитазу, куда его тут же и вывернуло.
— Вы застали меня в момент низвержения в бездну, — сказал он. — Я уже почти достиг ее дна. Через минуту у меня развяжется язык, а через полчаса я воспряну.
Они снова обнялись. На Фалькона пахнуло резким запахом рвоты.
— Не беспокойтесь за меня, Хавьер, — заговорил Пепе. — Все отлично. Звезды мне благоприятствуют. Я это чувствую. Сегодня мой день. Пуэрта-дель-Принсипе[112] будут моими.
Язык у Пепе развязался. Родственники опять заключили друг друга в объятия, и Фалькон ушел.
В ресторане и баре яблоку негде было упасть. Воздух гудел. Протиснувшись к своей компании, Фалькон обошел столик и расцеловался со всеми. Усевшись, он с жадностью набросился на тушеного тунца с луком, умял печеные перцы, подобрал хлебом всю подливу, обглодал косточки отбивных и выпил несколько бокалов темного-темного «Маркес де Арьенсо». Он вновь чувствовал себя человеком. Ему теперь было наплевать на то, что доктор вывел его на чистую воду. Он даже испытывал облегчение. Вид перепуганного насмерть Пепе заставил его подтянуться. Он примет все, включая свою судьбу.
В пять часов они двинулись по теплым улицам к арене «Ла-Маэстранса». Запах дешевых и дорогих сигар смешивался с ароматами одеколона, брильянтина и духов. Солнце все еще стояло высоко, и веял еле заметный ветерок. Условия были близки к идеальным. Теперь все зависело от быков.
173 
