171 
Фалькон поднял пакетик с кольцом.
— Вот что оказалось в измельчителе на кухне у Сальгадо. Это женское кольцо, увеличенное до размеров тонкого мужского. Для наращивания использовано серебро низкой пробы, происходящее, возможно, из Северной Африки. Это не означает, что мы должны искать именно североафриканца. Вполне вероятно, что он испанец в нескольких поколениях. Сохраняйте беспристрастность. Я не хочу никаких расовых недоразумений. Инспектор Рамирес разделит между вами работу и даст конкретные указания.
Рамирес с компанией удалились. Фалькон наконец вскрыл лежавшее на столе письмо. В нем говорилось, что он должен быть на приеме у доктора
Давида Рато в полицейском управлении в девять тридцать утра. Фалькон вернул Рамиреса и спросил, кто такой этот доктор.
— Это полицейский психолог, — сообщил Рамирес.
— Он хочет меня видеть.
— Возможно, это просто рутинное собеседование.
— Но раньше мне не случалось их проходить.
— Они проверяют полицейских, переживших сильный стресс, — объяснил Рамирес. — Меня освидетельствовали три года назад, после того, как я застрелил подозреваемого.
— Я пока еще никого не застрелил.
Рамирес пожал плечами. Фалькон напомнил ему о встрече с судебным следователем Кальдероном, назначенной на полдень. Рамирес ушел, уведя с собой группу. Фалькон позвонил Лобо и узнал от секретарши, что тот отбыл на весь день. По лбу старшего инспектора струями потек пот. Он прижал к голове носовой платок, словно зажимая фонтанирующую кровью рану. Черт бы побрал это водоизвержение, подумал Фалькон. Ладони у него взмокли. Он зашел в туалет, вымыл руки, ополоснул лицо и принял орфидал.
Кабинет психолога находился на мало кем посещаемом втором этаже, откуда открывался совсем другой вид на автомобильную стоянку. Фалькона тотчас же пригласили войти. Мужчины обменялись рукопожатием и сели. Психолог выглядел лет на пятьдесят с гаком и был одет в темно-серую тройку. На письменном столе перед ним лежал одинокий листок бумаги.
— По-моему, я впервые у полицейского психолога, — начал Фалькон.
— А как же два раза в Барселоне? — полюбопытствовал врач.
Фалькон похолодел. Он напрочь забыл. Два раза в Барселоне?
— Вы расследовали взрыв автомобиля, при котором погибла двенадцатилетняя дочь политика, и перестрелку в адвокатской конторе, когда была убита мать троих детей.
— Ох, простите. Я имел в виду, что это первый раз здесь, в Севилье.
Доктор взвесил его и измерил ему давление, после чего снова занял место за столом.
— Почему вы меня вызвали? — спросил Фалькон.
— На вас сейчас два убийства, совершенных с изощренной жестокостью.
— Я видел кое-что и похуже, — солгал Фалькон.
— В полицейском управлении все считают, что это беспримерно тяжелый случай.
— Для Севильи — пожалуй, — сказал Фалькон. — Но до приезда сюда я работал в Мадриде.
— Вы весите на пять килограммов меньше своей нормы.
— На дела вроде этого тратится очень много нервной энергии.
— Во время расследования тех двух дел в Барселоне вы весили семьдесят девять килограммов, а теперь семьдесят четыре.
— Я нерегулярно питаюсь.
— С тех пор, как развелись с женой?
Фалькон ужаснулся, поняв, что легко не отделается.
— Мне готовит экономка. Мне просто некогда все съедать.
— У вас повышенное давление. Конечно, в вашем возрасте редко у кого бывает сто двадцать на семьдесят, но сто сорок на восемьдесят пять — это уже пограничные показатели, и к тому же у вас мешки под глазами. Вы хорошо спите?
— Да, я сплю очень хорошо.
— Вы принимаете какие-нибудь лекарственные средства?
— Нет, — без запинки ответил он.
— Вы не заметили никаких изменений в деятельности вашего организма? — продолжал свои расспросы Рато. — Например, потливость, диарея, потеря аппетита?
— Нет.
— А в умственной деятельности?
— Нет.
— Безостановочное кружение мыслей, потеря памяти, навязчивые состояния… вроде постоянного мытья рук?
— Нет.
— Боли в каких-нибудь суставах? В плечах? В коленях?
— Нет.
— А вам не приходит в голову, почему кого-то в полицейском управлении или на стороне могло насторожить ваше поведение?
Тут Фалькон уже не на шутку запаниковал. Диарея, от которой он только что отрекся, заявила о себе в полную силу.
— Нет, не приходит, — еле выговорил он.
171 
