24

Пятница, 20 апреля 2001 года,

дом Рамона Сальгадо, квартал

Порвенир, Севилья

Пока Фалькон говорил, Кальдерон делал записи, а когда тот кончил, закурил сигарету. Фалькон смотрел в окно на буйно разросшийся сад Сальгадо.

— Вы приходили вчера, чтобы поговорить со мной об этом? — спросил Кальдерон.

— Полагаю, вы согласитесь, что в этой версии есть довольно щекотливые моменты, — ответил Фалькон. — И когда я увидел выходящего от вас доктора Спинолу…

— Доктора Спинолы нет в вашем списке директоров, — резко оборвал его Кальдерон.

— Он есть в коллекции знаменитостей Рауля Хименеса. Какая-то неясная связь все же существует. Об этом следовало бы подумать, — продолжил Фалькон, ощущая сопротивление Кальдерона и безнадежность своих попыток наладить с ним отношения. — Вы также понимаете, что пока мы располагаем лишь косвенными и малоубедительными доказательствами причастности Рауля Хименеса к растлению малолетних. Я бы об этом даже не упоминал, если бы не известная история Карвахаля и не наша сегодняшняя находка.

— Так вы считаете, что мы ищем изнасилованного мальчика? И как по-вашему, Консуэло Хименес замешана в этом? — спросил Кальдерон.

— Серхио мужчина. Каким-то образом он сумел завязать отношения с Элоисой Гомес, возможно, как человек сочувствующий… как такой же forastero. Я не читал протоколов по делу Карвахаля, так что о его пристрастиях мне ничего не известно, но Сальгадо, похоже, интересовался мальчиками, а Хименес — девочками.

— В таком случае либо Серхио действует в одиночку как мститель за всех изнасилованных, либо — что вполне возможно — ему указывают цель, — заметил Кальдерон.

— Консуэло Хименес любит своих детей. Правда, все они мальчики, но если бы она обнаружила у своего мужа порнографию, так или иначе связанную с растлением малолетних, я уверен, она бы этого не потерпела. Она знала Района Сальгадо…

— Но как она могла узнать о нем такое! — спросил Кальдерон, слегка постучав по компьютеру.

— Понятия не имею. Я лишь рассуждаю о том, на что она способна, а не пытаюсь доказать ее вину, — сказал Фалькон. — Она уклонялась от обсуждения любых деловых предприятий мужа. А когда я выказал некоторую осведомленность об «МКА Консульторес», она не пожелала продолжать разговор без своего адвоката. Консуэло Хименес решительная женщина. Невзирая на все заявления о ненависти к насилию, она в кровь разбила лицо Басилио Лусене. Она умна и расчетлива. Правда, ее действительно могли держать в неведении об «МКА», и она просто решила перестраховаться. К тому же она предложила выяснить, какого рода отношения связывали ее мужа с Карвахалем.

— Все это шатко, старший инспектор. Как вы говорили раньше, сеньора Хименес вправе защищать свою частную жизнь, а также свое наследство и наследство своих детей. Она ударила Лусену в приступе гнева, вполне объяснимого той опасностью, которой ей грозила его половая распущенность. А ум и расчетливость — необходимые предпосылки успеха в бизнесе.

— Вы, конечно, правы, — ответил Фалькон, испытывая отвращение к подобострастию, вкравшемуся в его голос. — Так мы сошлись во мнении, что эти убийства связаны между собой? То есть что мы расследуем не ряд спонтанных зверств? Это одно множественное преступление, а не серийные действия маньяка.

Кальдерон пощипывал ухо, уставившись в пол сквозь стеклянную столешницу.

— Наказание, которое Серхио придумал для двух своих главных жертв, согласуется с образом человека, пережившего сексуальное насилие, — заговорил Кальдерон. — Объекты выбраны заранее, и налицо связующее звено — их давнее знакомство. Ваше предположение, что Серхио заставлял их смотреть в глаза своим глубинным страхам, по-моему, верно. Удаление век и последующие увечья, которые оба убитых нанесли себе сами, свидетельствуют именно об этом. Вопрос в том, как Серхио узнает о подобных вещах? Ведь они скрыты. Сугубо личны. Секретны. Неужели он умеет читать мысли?

Фалькон рассказал ему о проведенном местным полицейским расследовании проникновения в дом Сальгадо.

— Что ж, если убийца провел здесь выходные, значит, он уже нацелился на Сальгадо. Вероятно, он даже знал о тайном кошмаре этого человека и просто искал способ предъявить его ему.

— Он одержим идеей кино, — сказал Фалькон. — Для него оно — память.

  141