Конечно, если бы клиенты салона знали, что их мысли читают, возникли бы возражения, жалобы, судебные иски с требованием компенсаций за моральный ущерб от вмешательства в частную жизнь и далее в том же духе. Но реально результаты моих и Евиных выводов нигде не фиксируются, сведения о тайных намерениях посетителей салона не выходят за его пределы, а значит, догадки остаются лишь догадками, и все вокруг довольны. Что же касается амулетов леди Оливии… Я бы сам не отказался обзавестись одним из них, только пока не определился, в чем должно заключаться мое личное счастье.
Мартин меланхолично взборонил вилкой салат, но снова не донес до рта ни кусочка.
— Не любите морепродукты? — спрашиваю, чтобы ненадолго сменить тему.
— Признаться, не очень.
Хммммм.
«Но кушать надо. Диетологи утверждают, что это очень полезно. Холестерин уменьшает, опять же… Просто нет аппетита. Да и откуда он может взяться сейчас?…»
«Да как это можно в рот брать? Трава, а в ней слизняки всякие, склизкие и вязкие… Беееее, пакость-пакость-пакость! Так моему бедному животику и голодным недолго остаться…»
Снова то же самое! В «Кофейной роще» я не мог ясно видеть лицо Мартина, а сейчас контраст между внешним и внутренним оказался слишком ярким. Непозволительно ярким для продолжения сомнений.
Их двое в одном теле. Все-таки двое. Один — спокойный, довольно уравновешенный, немного неуверенный в себе, словом, вполне разумный и понятный человек. Второй — бесцеремонный, грубый, наглый обжора, думающий только о своем желудке. Трудность состоит только в том, что…
Это не раздвоение личности. Но убедиться необходимо.
— Герр Съёдер, можно задать вам вопрос?
— Да, конечно.
— В вашем роду не наблюдалось психических заболеваний?
Он медленно отложил вилку в сторону и посмотрел на меня испуганно-застывшим взглядом человека, пойманного с поличным.
— Насколько мне известно, нет.
— И вы сами никогда не проходили лечение и не состояли на учете в психиатрических клиниках?
— Нет.
Ни возмущения, ни попытки возразить, мол, лезу не в свое дело. Странно. Обычно первая реакция на вторжение всегда защитно-отрицающая, пытающаяся сбить врага со следа, агрессивная до физических проявлений, а в случае Мартина все наоборот. Он говорит правду, но при этом словно чувствует личную вину за то, что… Правда неправильная.
Да, герр Съёдер скорее всего душевно совершенно здоров, и любой психиатр это подтвердит, потому что вторая личность, в корне отличающаяся от первой, существует параллельно и вполне самостоятельно, а не сменяет свою напарницу в определенные промежутки времени. Она просто существует. Живет. Причем, как любое живое существо, жрет и… Гадит. В тот раз поток ее мыслей ввел в заблуждение фроляйн Цилинску, а конечным результатом стала безвременная смерть отчаявшейся женщины. Но почему Ева не усомнилась? Почему не почувствовала того же, что и я?
Эмоциональной окраской потоки очень похожи друг на друга, зато в смысловом содержании разница значительная. Можно сказать, эти двое чувствуют примерно одинаково, словно аппарат ощущений един для них обоих, но думают о совершенно разных вещах. Неужели, разгадка именно в этом? Если верить экспертам и теоретикам Коллегии, природные медиумы больше ориентируются на бессознательные впечатления, а я с самого начала оказался слаб в чтении именно эмоций, и общую картину мне всегда приходилось моделировать на основе сухого информационного остатка, а не чувственных образов. Достраивать. Реставрировать по крохотным кусочкам. Беда только в том, что под рукой нет оригинала для сверки.
Мысли… Это словно переписка в чате: наборы слов, сопровождающиеся смайликами — большим количеством гримасничающих рожиц, помогающих донести твои эмоции до виртуального собеседника. И внешне безобидная фраза может кардинально поменять смысл в зависимости от того, будет ли в ее окончании поставлена улыбающаяся, подмигивающая или выражающая неодобрение мордочка. Я могу прочитать мысли, но утверждать, что человек подумал именно так, а не иначе, именно о том, а не о сем… Остается смотреть на лица и пытаться гадать по ним.
— Вы никогда не чувствовали ничего странного?
— Что вы имеете в виду?
Ему следовало бы насторожиться и замкнуться, уйти в глухую оборону, но все происходило с точностью до наоборот: Мартин Съёдер был готов ответить на любой вопрос и с нетерпением ждал, когда будет задан тот, единственный, который избавит от необходимости хранить давний и мучительный секрет. Ждал, когда прозвучит заветное слово и распахнется дверь, за которой… Полнейшая неопределенность. Спросить прямо: с кем ты делишь свое тело, парень? Допустим, он ответит, но какой ответ я смогу понять и принять?