Уверен. Может быть, когда-то давно, еще до войны… Но с тех пор в мире многое изменилось.
Если учесть, что часть драконов погибла, удивляться не приходится. И все же кое-что меня тревожит.
- Ты ведь родился во Вторую Волну?
- В самом ее конце. Незадолго до того, как ты… Незадолго до смерти моего отца.
Догадываюсь. Потому что после той смерти и Разрушителю оставалось жить считаные дни.
- Значит, твой мир создавался из плоти уже поверженных драконов?
Неохотный молчаливый кивок.
Догадываюсь, что гордиться здесь нечем. Правда, когда кто-то появляется на свет, ему некогда оцениватьправа и желания других в продолжение жизни, потому что у новорожденного есть только одно сокровище за душой. Обязанность выжить.
Но я не хочу побольнее уколоть кузена, даже если он считает иначе. Я ищу ответ, сам пока не знаю, на какой именно вопрос.
- И никаких трудностей не было? Ведь*в Купели тогда наверняка царил хаос насильно освобожденных Нитей.
- И откуда только ты все знаешь, даже если не можешь знать? - огрызнулся Ксаррон.
- Я всего лишь предполагаю.
- И при этом не ошибаешься в своих предположениях… - Он подошел к окну и присел на мраморную доску.- Трудности были.
- Расскажи.
- А сам навоображать не можешь?
Если бы мог, не стал бы терзать твою память. Но я не спосо-
бен созидать, как бы ни хотел этому научиться. Только прикоснуться. Представить. Разделить… Разделить?
- Я хочу услышать от тебя.
- Услышать, но не послушаться… - беззвучно прошептали тонкие губы, а глаза полыхнули пламенем, в котором только с большим трудом можно было угадать изумрудный оттенок и которое потащило меня за собой, в тень, в темноту, в прошлое, невозможное и непостижимое…
Все существо крохотной искорки наполнено восторгом. Чистым, сверкающим, ослепительным, но не ослепляющим. Слепнуть нельзя, даже от счастья. Где-то там, в воспоминаниях о пылающем горне, теперь навсегда покинутом, живет уверенность, согретая надеждой. Искорка знает, что предстоит много и упорно трудиться, но так же точно она знает: все достижимо. Не сразу, не вмиг, мелкими-мелкими шажками, осторожно, наугад, а стало быть, непременно на ощупь, невесомо касаясь разноцветных Прядей, тонкой сетью опутавших пространство. Долететь, прижаться, слиться в единое целое, вобрать в себя, одновременно растворяясь, почти исчезая. Вспорхнуть в новый полет, но уже не искоркой, а язычком огня. Ворваться в море взволнованно дрожащих Нитей, протягивая следом ту, самую первую, самую родную. Стежок за стежком, пока неровные и неумелые, но ведь это только начало…
Искорка живет. Искорка разгорается, по крупинке прирастая собственным миром. Восторг не убывает, и вскоре у него появляется новая закадычная подруга. Гордость. Новый мир прекрасен и дружелюбен, Нити тают от смелеющего дыхания искорки, принимают ее тепло и принимают… решение быть с ней. Не принадлежать, ведь никто никого не желает подчинить. Быть вместе. Навсегда. И вечно лететь вперед, все к новым и новым…
Прозрачная сталь волосяного лезвия появляется на пути слишком внезапно, чтобы можно было метнуться в сторону и уйти от столкновения. Нить врезается в искорку, рассекает сверкающее тельце. Половинки легко находят друг друга вновь и восстанавливают утраченное, но к восторгу и гордости примешивается удивление. Зачем? Почему?
Искорка возвращается, приближается к обидчице, теперь
уже осторожничая, а потому успевая отпрянуть, когда туго натянутая, струна повторяет атаку. Эта Нить столь же ярка, а стало быть, жива, как и все прочие, но почему же она не хочет принять тепло новорожденного? Почему сражается, разве здесь уместны бои? Искорка непонимающе замедляет свое движение, наблюдая за настороженно напряженной Нитью. Может быть, в ней какой-то изъян? Может быть, это плохая Нить? Но если она плоха, то достойна ли стать основой для нового мира?
Нить скручивается спиралью, затягивая искорку в невидимый водоворот, и та, замешкавшись, вдруг осознает, что ей не выбраться из расставленной ловушки. Нить сильнее, во много-много раз. Искорка мечется, обдирая бока об острые кольца, безжалостной клеткой сжимающиеся вокруг. Еще несколько мгновений, и свобода будет утеряна, а новая жизнь станет пленницей… Мертвой жизни.
Нет больше ни восторга, ни гордости. И удивляться нет толку. Искорка едва теплится, судорожно цепляясь за… Страх. Один он, как верный друг, остается до конца. Только он. Не умирать. Ни за что не умирать! Все что угодно, только бы вновь ощутить… Но память о чувствах меркнет едва ли не быстрее, чем они сами. Скорее! Надо торопиться! Надо успеть! Любой ценой…