118 
— Вопрос... — Новая улыбка появляется на иссохших губах. — И конечно, тебе он известен? Тебе всегда всё известно, ведь так?
— Не всё и не всегда. К счастью.
Он три долгих вдоха смотрел на меня, потом еле заметно кивнул:
— Да, многих вещей лучше не узнавать никогда. Если бы можно было вернуть время вспять, я бы предпочёл отказаться от знаний. Они бесценны, как настоящие сокровища, но вынести их на свет невозможно, а вечно оставаться сторожем тёмной пещеры... Это удел драконов. И только драконы могут с ним справиться, потому что бриллианты откровений — всего лишь игрушки. Для детей. Но кто-то обязательно должен следить, чтобы дети, играя, не поранили себя и других.
Недолгая пауза и печальный выдох:
— Я слишком поздно понял. Люди говорят: лучше поздно, чем никогда. Но вечно забывают добавить, что запоздавшая боль хуже всякой другой.
— Ты сам причинил её себе.
— Верно, — усмехнулся эльф. — А могу я задать вопрос? Тоже один.
— И я должен буду ответить?
— Нет, не должен. Скорее я в долгу перед тобой... За всё. И хочу взять на себя ещё один долг, но о нём позже. А пока... Скажи, каково это, читать в душах?
Недоумённо приподнимаю брови:
— В душах?
— Да. — Он подался бы вперёд, но намерения хватило лишь на судорожное движение головы. — Я умею читать только в глазах, и по твоим вижу: ты не осуждаешь меня.
Не люблю, когда мои чувства оказываются на чужих ладонях. Почти ненавижу. Потому долго и старательно учился прятать свои тайны от мира, но бывают минуты, когда прятки начинают утомлять. Просто устаёшь и не замечаешь, как тщательно установленные щиты падают, обнажая...
Ты всё равно не узнаешь, о чём я думаю, листоухий, но книга чувств раскрылась перед тобой на нужной странице.
— Я не судия.
— Конечно.
— И не палач.
— Знаю. Ты просто останавливаешь качели, на которых... Теперь я понимаю, что заставило тебя появиться на свет: некоторые вещи должны быть уничтожены.
— Не только вещи.
Эльф тихо фыркнул:
— Не только. И многие сами будут молить об уничтожении.
Странная беседа в странном месте при странных обстоятельствах. А может быть, обыденный разговор? И то, и другое. Если отбросить в сторону сор условностей, что остаётся? Умирающий. А на смертном одре врага старые распри уходят за Порог так же легко, как и души. В которых я всё время читаю что-то неразборчивое.
Стир’риаги повторяет:
— Не осуждаешь. Потому что знаешь причину моих деяний?
— Я знаю, что она весома. Этого довольно.
— И твоё сердце не рвётся из груди от ненависти или от радости, что я скоро умру?
Присаживаюсь на край стола и устало замечаю:
— Радоваться стоило бы, убивая врага собственными руками, а не глядя, как это делает тот, кто оказался расторопнее тебя.
Кашляющий смех одобрил мои слова:
— Снова верно... Прости, что не дождался твоего удара, а принял чужой.
— Мне нет дела до тебя и твоей жизни, разбирайся с племянниками и Советом. Я не буду мстить. Не за что, да и... Похоже, ты сам себя наказал.
— Да, сам. И горжусь этим. По собственной воле выбрать путь к смерти дорогого стоит. Но вот смерть... — Эльф сжал пальцы на подлокотнике. — Смерть я тоже выберу сам, потому что ожидающая меня дама не в моём вкусе.
— Как пожелаешь.
— Но мне понадобится твоя помощь.
Насмешливо сдвигаю брови. Помогать врагу? Можно. Если моё участие продвинет его дальше по пути к поражению. Но в иных делах... Увольте.
Мой собеседник чувствует, что выбрал не то слово, и исправляется:
— Нет, твоя милость.
Стир’риаги сползает с кресла и, путаясь в складках покрывала, опускается на колени.
Что он делает? И почему сердце начинает прижиматься к рёбрам и надсадно ныть?
— Я прошу тебя.
— О чём?
— Проведи меня за Порог.
— М-м-м?
Ну и просьба... Впору либо горько рыдать, либо задирать нос и пыжиться от гордости, потому что в проводники за Порог берут не каждого. Вернее, не берут, а почтительно просят оказать последнюю и самую драгоценную честь. Такой обычай существует и у некоторых людских племён, но эльфы придумали его много раньше, а красивая фраза на самом деле означает простое: «помоги мне умереть».
Когда воин понимает, что его раны невозможно исцелить, а сил поднять клинок нет... Когда честь запятнана и не подлежит очищению, но тяжесть самоубийства станет неподъёмным грузом... Когда нужно умереть достойно и с лёгким сердцем, ищут того, кто сможет помочь. Того, кто нанесёт решающий удар, избавляя от страданий душу и тело. Обычно на эту роль назначают близких друзей, боевых товарищей, возлюбленных — тех, кто не сможет отказать. Но просить о милости своего врага? Что ж, Стир’риаги удалось меня удивить. А удивление заслуживает быть оплаченным. Сторицей. Однако должна быть причина.
118 
