116 
Как только она исчезла в облаке пыли, толпа рассеялась, и город погрузился в обычное состояние, в котором он пребывал в отсутствие блистательных кавалеров и дам, став снова скучным, тихим и пустынным местечком.
Перед наступлением сумерек, когда тучи заняли большую часть неба, окрасившись в мрачный пурпурный оттенок лучами заходящего солнца, во дворе замка послышался быстрый топот конских копыт, высекавших искры из брусчатки. Это был сын Портоса в пыльной одежде, с разгоряченным лицом, влажными от пота волосами и окровавленными шпорами, остановленный у ворот часовым, который опустил свой протазан, преграждая ему дорогу.
— Курьер от маршала де Креки, — заявил бретонец с высоты седла и своего огромного роста, властно махнув рукой швейцарскому гвардейцу.
Подбежал дежурный офицер.
— Вы прибыли из Фрейбурга, сударь? — с нетерпением спросил он.
— Да, сударь, и как видите, в чрезвычайной спешке.
— Но его величество отбыл на охоту в Марли и, возможно, заночует там как обычно.
Жоэль разочарованно нахмурился.
— Как поживает госпожа де Локмариа? — спросил он. — Это моя жена — одна из придворных дам королевы. Надеюсь, с ней не произошло никаких неприятностей?
— Не имею чести лично знать госпожу де Локмариа, но я не слыхал, чтобы с кем-нибудь из придворных дам произошел несчастный случай. Королева отправилась на охоту, взяв с собой весь свой штат.
— Покажите мне дорогу в Марли! — быстро потребовал Жоэль, и, получив справку, поскакал в указанном направлении. Наш герой думал только об Авроре, возможно, в этот момент нуждавшейся в его руке и шпаге. Он мчался вперед, седло горело под ним, жеребец, чьи бока постоянно царапали колесики шпор, ржал от боли, его удила покрылись пеной. Два лье бретонец проскакал за пятнадцать минут.
Отдаленные сигналы охотничьих рогов служили ему ориентиром.
Внезапно черную пелену неба разрезало лезвие серо-стального цвета — молния, предвещающая начало ливня. Хотя Жоэль скакал через лес, старые деревья оказались ненадежной защитой от проливного дождя. Уставшая лошадь окончательно обессилела, но всаднику все было ни по чем. Жоэль ехал по верховой тропе, которая как будто вела к месту, где рога трубили сбор. Но буря сбила его с пути. Аллея привела к поляне, окруженной древними дубами. Когда бретонец и его конь остановились, поляну как раз пересекала группа людей. Двое мужчин тащили ношу, напоминавшую мертвое тело; третий, указывающий им дорогу, походил на господина де Буалорье. При свете молнии шевалье различил, что ноша была женщиной, мертвой или потерявшей сознание. Из груди юноши вырвался вопль, в котором звучали рыдание и гнев, — в этой женщине он узнал свою жену!
Вытянувшись в стременах, Жоэль протянул руки вслед удаляющемуся видению. К несчастью, в эту минуту отчаяния его рука отпустила поводья. В тот же момент новая вспышка молнии осветила листву, ударив в дерево, которое раскололось с таким шумом, что для эха, казалось, не хватило пространства. Испуганный конь резко дернулся, и всадник вылетел из седла, ударившись головой о корни березы, под которой он и остался лежать оглушенным.
Некоторое время Жоэль не приходил в сознание, покуда холод и сырость не привели его в чувство. Буря оказалась столь же короткой, сколь свирепой. Юноша с трудом поднялся на ноги. Не без усилий его затуманенный мозг припомнил происходящее и прежде всего то, что какие-то люди несли куда-то его жену. Первым его желанием было броситься вслед за негодяями, вырвать у них добычу, если только она еще жива, и перебить всех до единого, воздав кровью за кровь.
Да, но куда именно они пошли? В каком направлении он должен начинать преследование? Время шло, и преимущество все более оказывалось на стороне похитителей. Бретонец не ориентировался в этом лесу, лошадь его исчезла. Шатаясь, как пьяный, он двинулся вперед наугад; руки и ноги его онемели, он не чувствовал биения собственного сердца.
Внезапно Жоэль увидел свет и сразу же направился на этот маяк. Огонь горел в каком-то древнем полуразвалившемся строении с соломенной крышей, дверью, висящей на одном крюке, и маленьким окошком, походившим на бойницу. Подойдя к нему, бретонец заглянул внутрь, прежде чем постучать в дверь, повинуясь инстинктивной осторожности. Разглядеть помещение не представляло труда, поскольку в окнах не было не только ставень или занавесок, но даже стекла, и сквозь них свободно гулял ветер. Изнутри доносилось монотонное бормотание, как будто священник читал молитву.
116 
