Особенно,... 
193 
Затем, возвращаясь к барашкам, король спросил:
— А это не слишком жирно?
— Нет, государь; жир вытекает вместе с соком и плавает сверху; тогда мой стольник собирает его серебряной ложкой, нарочно для этого приготовленной.
— Где вы живете? — поинтересовался король.
— В Пьерфоне, государь.
— В Пьерфоне? Где это, господин дю Валлон, недалеко от Бель-Иля?
— Нет, государь, Пьерфон недалеко от Суасона.
— А я думал, что вы говорите мне о барашках, которые пасутся на приморских лугах.
— Нет, государь; луга мои хоть и не приморские, но ничуть не уступают им.
— У вас превосходный аппетит, господин дю Валлон! С вами приятно сидеть за столом.
— Ах, государь! Если бы ваше величество когда-нибудь посетили Пьерфон, мы съели бы вдвоем барашка, потому что и вы не можете пожаловаться на аппетит.
Д’Артаньян энергично толкнул Портоса под столом. Портос покраснел.
— В счастливом возрасте вашего величества, — заговорил Портос, чтобы поправиться, — я служил в мушкетерах, и ничто не могло меня насытить. У вашего величества превосходный аппетит, но ваше величество слишком разборчивы для того, чтобы вас можно было назвать большим едоком.
Вежливость сотрапезника, по-видимому, очень понравилась королю.
— Вы отведаете этих сливок? — спросил он Портоса.
— Государь, ваше величество обращаетесь со мной так милостиво, что я открою вам всю правду.
— Скажите, господин дю Валлон, скажите!
— Из сладких блюд, государь, я признаю только мучные, да и то нужно, чтобы они были очень плотны; от всех этих муссов у меня вздувается живот, и они занимают слишком много места, которым я дорожу и не люблю тратить на пустяки.
— Господа, — воскликнул король, указывая на Портоса, — вот настоящий гастроном! Так кушали наши отцы, которые понимали толк в еде, тогда как мы только поклевываем.
И с этими словами он положил на тарелку белого куриного мяса, перемешанного с ветчиной. Портос, со своей стороны, принялся за куропаток.
Кравчий наполнил бокал его величества.
— Подайте моего вина господину дю Валлону, — приказал король.
Это была большая честь за королевским столом.
Д’Артаньян стиснул колено друга.
— Если вы можете съесть половину кабаньей головы, которая стоит вон там, — сказал он Портосу, — вы через год будете герцогом и пэром.
— Сейчас я примусь за нее, — флегматично отвечал Портос.
Действительно, ему скоро подали голову, потому что королю доставляло удовольствие подзадоривать человека с таким аппетитом; он не посылал Портосу кушаний, которых не пробовал сам; поэтому он отведал и кабаньей головы. Портос не сплоховал: он съел не половину, как предлагал ему д’Артаньян, а три четверти головы.
— Не поверю, — заметил вполголоса король, — чтобы дворянин, который каждый день так хорошо ест и с таким аппетитом, не был самым честным человеком в моем государстве.
— Вы слышите? — шепнул д’Артаньян на ухо своему другу.
— Да, кажется, я заслужил некоторую милость, — отвечал Портос, покачиваясь на стуле.
— Ветер для вас попутный. Да, да, да!
Король и Портос продолжали есть, к общему удовольствию; некоторые из гостей попытались было подражать им из чувства соревнования, но скоро отстали.
Король багровел: прилив крови к лицу означал, что он сыт. В такие минуты Людовик XIV не веселел, как все люди, пьющие вино, а делался мрачным и молчаливым. А Портосом, напротив, овладело бодрое и игривое настроение.
Подали десерт.
Король не думал больше о Портосе; он то и дело посматривал на входную дверь и часто спрашивал, почему так запаздывает г-н де Сент-Эньян.
Наконец в ту минуту, когда его величество, тяжело дыша, заканчивал банку с вареньем из слив, вошел г-н де Сент-Эньян. Глаза короля, уже сильно потускневшие, тотчас заблестели. Граф направился к столу короля, и, когда он подошел, Людовик XIV встал. Вслед за королем поднялись все, даже Портос, который в эту минуту доедал кусок нуги, способной склеить челюсти крокодила. Ужин кончился.
XXII. После ужина
Король взял де Сент-Эньяна под руку и прошел с ним в соседнюю комнату.
— Как вы запоздали, граф! — сказал король.
— Я ждал ответа, государь.
— Неужели она так долго отвечала на то, что я ей писал?
— Государь, ваше величество соблаговолили сочинить стихи; мадемуазель де Лавальер пожелала отплатить королю тою же монетой, то есть золотой.
193 
