7 
Тот некоторое время созерцал его, прежде чем заговорить.
Гасконец, отнюдь не смутившись, делал то же самое.
– Вы, видно, потеряли шляпу, – сказал офицер.
– Да, сударь.
– В толпе?
– Нет. Я получил письмо от своей любовницы, стал его читать, черт побери, у речки за четверть мили отсюда, как вдруг порыв ветра унес и письмо и шляпу. Я побежал за письмом, хотя пряжка у меня на шляпе – крупный бриллиант. Схватил письмо, но когда вернулся за шляпой, оказалось, что ветром ее занесло в речку, а по течению речки она уплыла в Париж!.. Какой-нибудь бедняк на этом деле разбогатеет. Пускай!
– Так что вы остались без головного убора?
– А что, в Париже я шляпы не достану, черт побери? Куплю себе шляпу еще красивее и украшу бриллиантом в два раза крупнее.
Офицер едва заметно пожал плечами. Но при всей своей незаметности, движение это от гасконца не ускользнуло.
– В чем дело? – сказал он.
– У вас есть пропуск? – спросил офицер.
– Конечно, есть, даже не один, а два.
– Одного хватит, только бы он был в порядке.
– Но если я не ошибаюсь, – да нет, черт побери, не ошибаюсь, – я имею удовольствие беседовать с господином де Луаньяком?
– Вполне возможно, сударь, – сухо ответил офицер, отнюдь не пришедший в восторг от того, что оказался узнанным.
– С господином де Луаньяком, моим земляком?
– Отрицать не стану.
– С моим кузеном!
– Ладно, давайте пропуск.
– Вот он.
Гасконец вытащил из перчатки искусно вырезанную половину карточки.
– Идите за мной, – сказал Луаньяк, не взглянув на карточку, – вы и ваши спутники, если с вами кто-нибудь есть. Сейчас мы проверим пропуска.
И он занял место у самых ворот.
Гасконец с непокрытой головой последовал за ним.
Пятеро других личностей потянулись за гасконцем.
На первой из них была великолепная кираса такой изумительной работы, что казалось, она вышла из рук самого Бенвенуто Челлини.[4] Однако фасон, по которому кираса была вычеканена, уж несколько вышел из моды, и потому эта роскошь вызвала не столько восторг, сколько насмешку.
Правда, все другие части костюма, в который облачен был владелец кирасы, отнюдь не соответствовали почти царскому великолепию этой вывески.
Второй спутник гасконца шел в сопровождении толстого седоватого слуги: тощий и загорелый, он представлялся каким-то прообразом Дон-Кихота, как и слуга его мог сойти за прообраз Санчо Пансы.
У третьего в руках был десятимесячный младенец, за ним шла, уцепившись за его кожаный пояс, женщина, а за ее юбку держались еще два ребенка – один четырех, другой пяти лет.
Четвертый хромал и казался словно привязанным к своей длинной шпаге.
Наконец, шествие замыкал красивый молодой человек верхом на вороном коне, покрытом пылью, но явно породистом.
По сравнению с прочими он казался настоящим королем.
Вынужденный продвигаться вперед достаточно медленно, чтобы не опережать своих сотоварищей, и, может быть, даже внутренне радуясь тому, что ему не приходится держаться слишком близко к ним, этот молодой человек на мгновение задержался у шеренги, образованной столпившимся народом.
В тот же миг он почувствовал, как кто-то потянул его за ножны шпаги, и тотчас же обернулся.
Оказалось, что задел его и привлек таким образом к себе его внимание черноволосый юноша с горящим взглядом, невысокий, гибкий, изящный, с затянутыми в перчатки руками.
– Что вам угодно, сударь? – спросил наш всадник.
– Сударь, попрошу у вас об одном одолжении.
– Говорите, только поскорее, пожалуйста; видите, меня ждут.
– Мне надо попасть в город, сударь, мне это до крайности необходимо, понимаете?.. А вы одни, и вам нужен паж, который оказался бы под стать вашей внешности.
– Так что же?
– Так вот, услуга за услугу: проведите меня в город, и я буду вашим пажом.
– Благодарю вас, – сказал всадник, – но я совсем не нуждаюсь в слугах.
– Даже в таком, как я? – спросил юноша, так странно улыбнувшись, что всадник почувствовал, как ледяная оболочка, в которую он пытался заключить свое сердце, начала таять.
– Я хотел сказать, что не могу держать слуг.
– Да, я знаю, что вы не богаты, господин Эрнотон де Карменж, – произнес юный паж.
Всадник вздрогнул. Но, не обращая на это внимание, мальчик продолжал:
– Поэтому о жалованье мы говорить не станем, и даже наоборот, если вы согласитесь исполнить мою просьбу вам заплатят в сто раз дороже, чем стоит услуга, которую вы мне окажете! Прошу вас, позвольте же мне послужить вам, помня, что тому, кто сейчас просит вас, случалось отдавать приказания.
7 
