216 
– Господин де Жуаез, – взволнованно возразил де Сент-Эньян, – его высочество напрасно попрекает меня увечьем, которое я получил, служа ему; при взятии Като-Камбрези я был ранен пикой в голову и с тех пор страдаю нервными судорогами, они-то и вызывают гримасы, на которые сетует его высочество… Но то, что я сейчас сказал, господин де Жуаез, – не извинение, а объяснение, – гордо закончил граф, поворачиваясь к адмиралу лицом.
– Нет, сударь, – сказал Жуаез, протягивая ему руку, – это упрек с вашей стороны, и вполне справедливый.
Кровь прилила к лицу герцога Анжуйского.
– А к кому относится этот упрек? – спросил он.
– По всей вероятности, ко мне, монсеньер.
– В чем же Сент-Эньян может упрекать вас, господин де Жуаез, ведь он вас совсем не знает?
– В том, что я хоть минуту мог вообразить, будто господин де Сент-Эньян так мало привержен вашему высочеству, что дал вам совет взять Антверпен приступом.
– Но должно же наконец, – воскликнул герцог, – мое положение в этой стране определиться! Я – герцог Брабантский и граф Фландрский по имени, и, следовательно, я должен повелевать здесь на деле! Молчаливый, который неизвестно где скрывается, сулил мне королевскую власть. Где же она? В Антверпене! А где Молчаливый? Вероятно, тоже в Антверпене. Значит, нужно взять Антверпен; тогда мы будем знать, как нам действовать дальше.
– Ах, монсеньер, вы это и так знаете, клянусь спасением своей души, – иначе вы не были бы таким проницательным политиком, каким слывете. Кто вам дал совет штурмовать Антверпен? Принц Оранский, который исчез в ту минуту, когда нужно было выступить в поход; принц Оранский, который, предоставив вашему высочеству титуловаться герцогом Брабантским, оставил за собой управление герцогством. Принц Оранский, которому так важно, чтобы вы разгромили испанцев, а испанцы – вас; принц Оранский, который вас заменит, который станет вашим преемником, если только он уже не заменил и не вытеснил вас; принц Оранский… монсеньер, до сих пор вы, следуя советам принца Оранского, только восстановили фламандцев против себя. Стоит вам только потерпеть поражение – и все те, кто теперь не смеет взглянуть вам прямо в лицо, погонятся за вами, как те трусливые псы, что преследуют только бегущих.
– Как! Вы полагаете, что меня могут победить эти торговцы шерстью, пьющие одно пиво?
– Эти торговцы шерстью, пьющие одно пиво, причинили много хлопот королю Филиппу Валуа, императору Карлу V и королю Филиппу II; трем государям династий достаточно славных, чтобы сравнение с ними было не так уж нелестно для вас, ваше высочество.
– Стало быть, вы опасаетесь поражения?
– Да, монсеньер, опасаюсь.
– Следовательно, вас там не будет, господин Жуаез?
– Почему же мне не быть там?
– Потому что меня удивляет, как это вы до такой степени сомневаетесь в собственной храбрости, что уже мысленно видите себя удирающим от фламандцев; как бы там ни было, вы можете успокоиться; когда эти осмотрительные купцы идут в бой, они облекаются в такие тяжелые доспехи, что никак вас не настигнут, даже если погонятся за вами.
– Монсеньер, я не сомневаюсь в своей храбрости; монсеньер, я буду в первом ряду; и сразят меня в первом ряду, тогда как других сразят в последнем, только всего.
– Но, в конце концов, ваше рассуждение нелогично, господин де Жуаез; вы признаете правильным, что я занимал небольшие укрепленные города?
– Я признаю правильным, что вы занимали все те города, которые не защищались.
– Так вот, заняв небольшие укрепленные города, которые не защищались, как вы говорите, я и не подумаю отступить от большого города из-за того, что он защищается или, вернее сказать, грозит защищаться.
– Ваше высочество напрасно так рассудили! Лучше отступить на твердой почве, нежели, продолжая двигаться вперед, споткнуться и упасть в ров.
– Пусть я споткнусь – но я не отступлю!
– Ваше высочество поступит так, как ему будет угодно, – с поклоном сказал Жуаез, – и мы, со своей стороны, будем действовать так, как прикажет ваше высочество, – все мы находимся здесь, чтобы повиноваться вам.
– Это не ответ, герцог.
– И, однако, это единственный ответ, который я могу дать вашему высочеству.
– Ну что ж, докажите мне, что я не прав: я буду очень рад, если вы меня переубедите.
– Монсеньер, поглядите на армию принца Оранского – она ведь была вашей, не так ли? И что же? Теперь, вместо того чтобы находиться рядом с вашими войсками под Антверпеном, она – в Антверпене, а это большая разница; взгляните на Молчаливого, как вы сами его называете: он был вашим другом и вашим советчиком – а теперь вы не только не знаете, куда девался советчик; вы почти что уверены, что друг превратился в недруга; взгляните на фламандцев: когда вы были во Фландрии, они в каждом городе при вашем приближении вывешивали флаги на своих домах и лодках; теперь, завидев вас, они запирают городские ворота и направляют на вас жерла своих пушек, ни дать ни взять словно вы – герцог Алъба. Так вот, я заявляю вам: фламандцы и голландцы, Антверпен и принц Оранский только и ждут случая объединиться против вас, и они сделают это в ту минуту, когда вы прикажете начальнику вашей артиллерии открыть огонь.
216 
