– Добрый вечер, господа, – спокойно сказал Карменж. – Признаюсь, я не думал, что меня окружает такое хорошее общество.
Сент-Малин не мог произнести ни слова.
– Я, видимо, арестован, – продолжал Эрнотон, – ведь вы же не совершали на меня грабительского налета?
– Черт возьми! – проворчал Сент-Малин. – Вот уж непредвиденное обстоятельство.
– Я, со своей стороны, тоже не мог его предвидеть, – засмеялся Карменж.
– Вот незадача. Что вы делаете тут на дороге?
– Если бы я задал вам этот же вопрос, вы бы ответили мне, господин де Сент-Малин?
– Нет.
– Примиритесь же с тем, что я поступаю так, как поступили бы вы.
– Значит, вы не хотите сказать, что вы делали на дороге?
Эрнотон улыбнулся, но не ответил.
– И куда направляетесь, тоже не скажете?
Молчание.
– В таком случае, сударь, – сказал Сент-Малин, – раз вы не желаете объясниться, я вынужден поступить с вами, как с любым обывателем.
– Пожалуйста, милостивый государь. Только предупреждаю вас, что вам придется держать ответ за все, что вы сделаете.
– Перед господином де Луаньяком?
– Берите повыше.
– Перед господином д'Эперноном?
– Еще выше.
– Ну, что ж, мне даны указания, и я отправлю вас в Венсен.
– В Венсен? Отлично! Я туда и направлялся, сударь!
– Очень счастлив, сударь, – ответил Сент-Малин, – что эта небольшая поездка соответствует вашим планам.
Два человека с пистолетами в руках завладели пленником и повезли его к двум другим, стоявшим на расстоянии шагов пяти от них. Те двое сделали то же самое, и таким образом до самого двора, над которым возвышалась караульная башня, Эрнотон не расставался со своими товарищами.
На дворе же он увидел пятьдесят обезоруженных всадников: понурые и бледные, окруженные полутораста рейтарами, прибывшими из Ножана и Бри, они оплакивали свою неудачу, ожидая для столь хорошо начатого предприятия самой печальной развязки.
Всех этих людей захватили, начав таким образом свою деятельность, наши Сорок пять. При этом они применяли то хитрость, то силу; то объединялись в количестве десяти человек против двоих или троих, то с любезными словами подъезжали к всадникам, которые казались им опасными противниками, и внезапно наводили на них пистолет, в то время как те думали, что к ним вежливо обращаются их же товарищи.
Поэтому дело обошлось без единой схватки, без единого крика, а когда восемь человек встретились с двадцатью и один из вождей лигистов схватился для самообороны за кинжал и открыл рот, чтобы закричать, ему заткнули рот, почти задушили его, и Сорок пять бесшумно захватили его с ловкостью корабельной команды, протягивающей морской канат по цепочке выстроившихся для работы матросов.
Все это очень обрадовало бы Эрнотона, если бы было ему известно, но молодой человек ничего не понимал в том, что видел вокруг себя, и минут на десять это очень омрачило его существование. Однако, разобравшись, кто такие пленники, к которым его причислили, он обратился к Сент-Малину:
– Милостивый государь, я вижу, что вас предупредили, насколько важно данное мне поручение, и что в качестве любезного товарища, опасаясь для меня нежелательных встреч, вы распорядились дать мне провожатых. Теперь я могу сказать вам, что вы были совершенно правы: меня ждет сам король, и я должен сообщить ему очень важные сведения. Добавлю еще, что так как без вас я, вероятно, не смог бы благополучно доехать, я буду иметь честь доложить королю о том, что вы предприняли для пользы дела.
Сент-Малин весь вспыхнул так же, как в свое время побледнел. Но как человек неглупый, каким он всегда бывал, если его не ослепляло возбуждение, он понял, что Эрнотон говорит правду насчет того, что его ждут. С де Луаньяком и д'Эперноном шутки были плохи. Поэтому он удовольствовался тем, что ответил:
– Вы свободны, господин Эрнотон. Очень рад, что оказался вам полезен.
Эрнотон быстро вышел из рядов и поднялся по ступеням, которые вели в покои короля.
Следя за ним глазами, Сент-Малин увидел, что на полпути г-на де Карменжа встретил Луаньяк, сделавший ему знак идти дальше.
Сам Луаньяк сошел вниз, чтобы присутствовать при обыске пленных.
Тут же он установил, что дорога, свободная теперь благодаря аресту этих пятидесяти человек, останется свободной до завтра: ведь время, когда эти пятьдесят человек должны были съехаться в Бель-Эба, уже истекло.