– Бедный обувщик, – говорили они, – все неприятности обрушатся на него, но ведь, по правде сказать, он и говорил больше всех. Черт возьми! Пусть побережется, ведь хозяин не успел предупредить его, как нас!
Действительно, мэтр Шико, как вы понимаете, ни о чем не был предупрежден.
В тот самый момент, когда купцы убегали, поручив его богу, он спал самым глубоким сном.
Хозяин убедился в этом, послушав у дверей; потом он спустился в низенький зал, тщательно прикрытая дверь которого открылась по его знаку. Он снял свой колпак и вошел. В зале находились шестеро вооруженных людей, из которых один, казалось, был командиром.
– Ну, как? – сказал он.
– Я выполнил все в точности, господин офицер.
– В вашей гостинице пусто?
– Совершенно пусто.
– Человек, которого мы вам указали, не был ни разбужен, ни предупрежден?
– Ни разбужен, ни предупрежден.
– Господин хозяин гостиницы, вы знаете, от чьего имени мы действуем; вы знаете, какому делу мы служим, потому что вы сами защитник этого дела.
– Ну, конечно, господин офицер; вы же видите, чтобы сдержать клятву, я потерял деньги, которые проезжие потратили бы у меня; но ведь в клятве говорится: я пожертвую моим имуществом, защищая святую католическую веру!
– И жизнью! Вы забыли добавить это слово, – надменно сказал офицер.
– Боже мой! – воскликнул хозяин, всплеснув руками. – Неужели от меня потребуют жизни? У меня жена и дети!
– Ничего от вас не потребуют, если вы будете слепо повиноваться приказаниям.
– О, я буду повиноваться, будьте спокойны.
– В таком случае ложитесь спать; заприте двери и, что бы ни слышали и ни видели, не выходите, даже если ваш дом загорится и обрушится вам на голову. Как видите, роль у вас не трудная.
– Увы! Увы! Я разорен, – пробормотал хозяин.
– Мне поручено оплатить ваши убытки, – сказал офицер, – возьмите эти тридцать экю.
– Мой дом оценен в тридцать экю! – жалобно сказал хозяин.
– А, боже мой! У вас не будет разбито ни одного стекла, плакса вы этакий… Ну и ничтожества же защитники нашей святой Лиги!
Хозяин ушел и заперся, как парламентер, предупрежденный о том, что город отдан на разграбление. Тогда офицер поставил двух лучше всего вооруженных людей под окном Шико.
Он сам и трое остальных поднялись к спальне бедного обувщика, как назвали его спутники по путешествию, давным-давно выехавшие из города.
– Вы знаете приказ? – сказал офицер. – Если он откроет и позволит себя обыскать, если мы найдем на нем то, что ищем, мы не причиним ему ни малейшего зла; но если произойдет обратное, то хороший удар кинжалом – и все! Запомните хорошенько. Ни пистолета, ни аркебуза. Кроме того, это и бесполезно, раз нас четверо против одного.
Они подошли к двери.
Офицер постучал.
– Кто там? – спросил Шико, мгновенно проснувшись.
– Черт возьми, – сказал офицер, – прибегнем к хитрости. Ваши друзья бакалейщики собираются сообщить вам кое-что важное, – добавил он.
– О-го! – сказал Шико. – Ваши голоса значительно огрубели от вина, мои бакалейщики.
Офицер смягчил тон и вкрадчиво повторил:
– Но открывайте же, дорогой друг и товарищ.
– Проклятие! Как ваша бакалея пахнет железом! – сказал Шико.
– А, ты не хочешь открыть! – нетерпеливо воскликнул офицер. – Тогда вперед, ломайте дверь.
Шико бросился к окну, открыл его и увидел внизу две обнаженные шпаги.
– Я пойман! – воскликнул он.
– Ага, куманек, – сказал офицер, услышавший стук открывшегося окна, – ты боишься опасного прыжка, ты прав. Ну, открывай, открывай!
– Черт возьми, нет! – сказал Шико. – Дверь крепка, и мне придут на помощь, если вы будете шуметь.
Офицер рассмеялся и приказал солдатам сорвать дверь с петель.
Шико закричал, чтобы позвать купцов.
– Дурак! – сказал офицер. – Неужели ты думаешь, что мы оставили тебе помощников? Не обманывайся, ты – один, а значит – пойман. Придется примириться с незадачливой судьбой. Вперед, ребята.
И Шико услышал, как в дверь нанесли три удара мушкетами с силой и ритмичностью тарана.
– Там три мушкета и офицер – внизу только две шпаги; высота всего пятнадцать футов – это пустяки. Я предпочитаю шпаги мушкетам.
И, подвязав мешок к поясу, он, не колеблясь, влез на подоконник, держа в руке шпагу.
Оба солдата внизу стояли, подняв вверх острия шпаг. Но Шико сообразил правильно. Никогда человек, даже если он силен, как Голиаф, не будет дожидаться падения хотя бы пигмея, если этот пигмей может убить его, сам разбившись насмерть.