Все вышли. Остался один Эрнотон де Карменж.
– Вам что-нибудь надо, сударь? – спросил Луаньяк.
– Да, сударь, – с поклоном ответил Эрнотон. – Мне кажется, вы позабыли сообщить, что же в точности мы должны будем делать? Состоять на королевской службе – это, разумеется, звучит очень гордо, но я очень хотел бы знать, как далеко может завести нас повиновение приказу.
– Это, сударь, – ответил Луаньяк, – вопрос весьма щекотливый, и дать на него какой-нибудь категорический ответ я не смог бы.
– Осмелюсь ли спросить вас, сударь, почему именно?
Все эти вопросы задавались де Луаньяку с такой утонченной вежливостью, что, вопреки своему обыкновению, г-н де Луаньяк тщетно искал повода для суровой отповеди.
– Потому что сам я зачастую утром не знаю, что мне придется делать вечером.
– Сударь, – сказал Карменж, – вы занимаете по сравнению с нами настолько высокое положение, что должны знать много такого, что нам неизвестно.
– Поступайте так, как поступал я, господин де Карменж, – узнавайте все это, никого не расспрашивая, я вам препятствовать не стану.
– Я обратился к вам за разъяснением, сударь, – сказал Эрнотон, – так как прибыл ко двору не связанный ни с кем ни дружбой, ни враждой, никакие страсти меня не ослепляют, и потому я, хоть и не стою больше других, могу быть вам полезнее любого другого.
– У вас нет ни друзей, ни врагов?
– Нет, сударь.
– Однако я полагаю, что короля-то вы любите?
– Я обязан и готов его любить, господин де Луаньяк, как слуга, как верноподданный и как дворянин.
– Ну, так вот вам один из существеннейших пунктов, на это вы и должны равняться, и, если вы человек сообразительный, вы сами распознаете, кто стоит на противоположной точке зрения.
– Отлично, сударь, – ответил с поклоном Эрнотон, – все ясно. Но остается одно обстоятельство, сильно меня смущающее.
– Какое, сударь?
– Пассивное повиновение.
– Это первейшее условие.
– Я отлично понимаю, сударь. Пассивное повиновение зачастую бывает делом нелегким для людей, щекотливых насчет своей чести.
– Это уж меня не касается, господин де Карменж, – сказал Луаньяк.
– Однако, сударь, если вам какое-нибудь распоряжение не по вкусу?
– Я читаю подпись господина д'Эпернона, и это возвращает мне душевное спокойствие.
– А господин д'Эпернон?
– Господин д'Эпернон видит подпись его величества и тоже, подобно мне, успокаивается.
– Вы правы, сударь, – сказал Эрнотон, – я ваш покорный слуга.
Эрнотон направился к выходу, но Луаньяк позвал его обратно.
– Вы, однако же, натолкнули меня на некоторые соображения, – сказал он, – и я вам скажу кое-что, чего не сказал бы другим, ибо эти другие не сумели говорить со мною так мужественно и достойно, как вы.
Эрнотон поклонился.
– Сударь, – сказал Луаньяк, подходя совсем близко к молодому человеку, – может быть, сегодня вечером сюда явится одно весьма высокое лицо; не упускайте его из вида и следуйте за ним повсюду, куда оно направится по выходе из Лувра.
– Милостивый государь, позвольте мне сказать вам, – это же, кажется, называется шпионить?
– Шпионить? Вы так полагаете? – холодно произнес Луаньяк. – Возможно, однако же…
Он вынул из-за пазухи бумагу и протянул ее Карменжу. Тот, развернув ее, прочел:
«Если бы г-н де Майен осмелился появиться сегодня в Лувре, прикажите кому-нибудь проследить за ним».
– Чья подпись? – спросил Луаньяк.
– Подпись: д'Эпернон, – прочел Карменж.
– Итак, сударь?
– Вы правы, – ответил Эрнотон, низко кланяясь, – я прослежу за господином де Майеном.
И он удалился.
Глава 32
Господа парижские буржуа
Господин де Майен, о котором так много говорили в Лувре и который об этом даже не подозревал, вышел из дворца Гизов черным ходом и верхом, в сапогах, словно только что с дороги, отправился со свитой из трех дворян в Лувр.
Предупрежденный о его прибытии, г-н д'Эпернон велел доложить о нем королю.
Предупрежденный, в свою очередь, г-н де Луаньяк вторично дал Сорока пяти те же самые указания; итак, пятнадцать человек, как и было условлено, находились в передней, пятнадцать во дворе и четырнадцать в казарме.
Мы говорим четырнадцать, так как Эрнотон, получивший особое поручение, не находился среди своих товарищей.