126 
В десять утра последние французские и испанские корабли были уже далеко от Кадиса. Английский флот расположился в нескольких лье от мыса Спартель, охраняя вход в пролив.
В это время Вильнев, решивший больше не отступать, написал свое последнее донесение адмиралу Декре:
«Вся эскадра под парусами… Ветер зюйд-зюйд-вест; но я думаю, это всего лишь ранний утренний ветер; мне сигналят восемнадцать парусов. Посему очень вероятно, что вести о нас вам донесут жители Кадиса. Я не руководствовался, сударь, ничем другим, как своим стремлением соответствовать в своих дедах намерениям Его Величества и приложить все усилия, на которые я только способен, чтобы рассеять недовольство, которым он проникся после недавних событий настоящей кампании. Если она окажется успешной, я буду страдать от своего неверия в то, что все так и должно было идти и все было предусмотрено и просчитано во имя высшего блага Его Величеством».
XCI
ПТИЧКА
За два месяца до событий, до которых мы добрались в своем повествовании, Нельсону казалось, что он раз и навсегда покончил со своей военной карьерой. Он удалился в свою великолепную усадьбу Мертон с леди Гамильтон. Лорд Гамильтон к тому времени умер, и оставалось единственное препятствие на пути к счастливому супружеству: миссис Нисбет, на которой за несколько лет до этого женился Нельсон.
Как мы уже сказали, Нельсон не помышлял о своем возвращении в море: устав от триумфов и сытый славой, сверх меры осыпанный почестями, искалеченный, он предавался наслаждению в одиночестве и тишине.
Полный благих помышлений, он был теперь занят тем, что пересылал из Лондона в Мертон все свои ценности и вещи.
Прекрасная Эмма Лионна никогда еще так не была уверена в будущем, как вдруг словно удар молнии вырвал ее из сладких снов.
2 сентября, то есть через двенадцать дней после возвращения Нельсона, около пяти часов утра в двери постучали. Нельсон, готовивший письмо в Адмиралтейство, встал со своего ложа и пошел открывать утреннему посетителю.
Это был капитан Блэквуд («черное дерево»). Он прибыл из Адмиралтейства с вестью о том, что объединенная французско-испанская эскадра, за которой так долго гнался Нельсон, сейчас блокирована в порту Кадис.
Узнав Блэквуда, Нельсон воскликнул:
— Держу пари, Блэквуд, что вы принесли мне весть об объединенном флоте, и мне приказано его уничтожить.
Это была действительно та новость, которую ему принес Блэквуд, и это был тот разгром, которого от него ждали.
Все прекрасные планы Нельсона мигом испарились; он больше ничего не видел кроме этого крохотного клочка земли или, скорее, моря, где находился объединенный флот, и, сияющий от счастья, он несколько раз повторил Блэквуду с уверенностью, которую внушали ему прошлые победы:
— Не сомневайтесь, Блэквуд, я преподам Вильневу урок, который он запомнит надолго.
Первым его намерением было отправиться в Лондон и подготовить все, что нужно было для этого похода, не говоря ничего Эмме о той новой миссии, которую на него возложили.
Но поскольку она поднялась одновременно с ним и успела заметить, чем он был занят после разговора с Блэквудом, то отвела его в сад, в тот уголок, который он предпочитал всем остальным и называл его не иначе, как вахтенный мостик:
— Что с вами, мой друг? — спросила она его. — Что-то не дает вам покоя, о чем вы не хотите говорить мне.
Нельсон выдавил улыбку.
— Я хочу сказать, — ответил он, — что являюсь самым счастливым человеком на свете. Могу ли я, в самом деле, пожелать чего-либо еще, богатый вашей любовью и в окружении своей семьи? Я и шести пенсов не дал бы взамен на то, чтобы моим дядей был король.
Эмма перебила его:
— Я знаю вас, Нельсон, — сказала она, — и вы напрасно пытаетесь меня провести. Вам известно, где неприятельские эскадры, и вы видите их уже поверженными и были бы несчастнейшим из людей, если бы честь разгромить их досталась кому-либо другому.
Нельсон посмотрел на нее, словно хотел о чем-то спросить.
— Что ж, мой друг, — продолжала Эмма, — разбейте эту эскадру, завершите дело, столь успешно вами начатое; эта победа будет вам наградой за два года усилий и невзгод, которые вы претерпели.
Нельсон продолжал смотреть на свою возлюбленную, но что бы он ни думал, его лицо не выражало в эту минуту ничего кроме признательности.
Эмма продолжала:
126 
