38 
— А жена у вас, Николай Николаевич, имеется?
— Нет, — и он зачем-то продемонстрировал мне свои руки без единого кольца.
— А девушка любимая?
— Была, — грустно поведал он.
— Умерла? — испугалась я.
— Почему? К другому ушла. Она у меня … была… она была, да что это я, словно она умерла! Она девушка успешная, менеджером на одном преуспевающем предприятии работает. Мы были прекрасной парой. Но когда я из «Защиты» уволился, она меня бросила. Нашла себе более подходящего. Он директор какого-то банка, не чета мне, бюджетнику. С ним ей, наверное, лучше.
— А вы?
— А я остался один.
— И даже не придушили изменщицу?
— Вы это серьезно? — нахмурился он.
— Шучу, шучу, успокойтесь товарищ милиционер.
— А вы? Замужем?
— Нет. — На этот раз я сунула ему под нос свои не обремененные кольцами пальцы.
— И не были?
— Не была. А, предвосхищая ваш следующий вопрос, отвечаю — любимого у меня нет.
— Тоже ушел? — сочувственно осведомился он.
— От меня? — разозлилась я. — Ушел от меня? Да как такое в голову может придти! От меня ни разу никто не уходил, ясно?
— Ясно, — очень поспешно согласился он.
Мы вновь замолчали. Вернее, он безмолвствовал, а я обиженно сопела.
На сей раз никто не собирался заговаривать первым.
Так бы и сидели почти в тишине, но проснулся бармен:
— Будете еще что-нибудь заказывать?
— Будете? — спросил меня Геркулесов.
Я демонстративно встала и направилась к выходу. Хватит с меня задушевных разговоров, хватит пива, хватит Геркулесова.
На улице было зябко. Обширная лужа у крыльца чуть подернулась ледком. А пожелтевшие листочки на деревьях дрожали от ветра и страха оказаться сорванными и растоптанными по грязному асфальту.
Небо было уже совсем черным, почернели и близлежащие дома, но город не казался ни спящим, ни пугающим: вдали переливались огнями витрины магазинов, мигали светофоры, чертили полосы света на темном фоне дороги фары автомобилей.
Скрипнула дверь, потом послышались шаги, и повеяло пряной свежестью.
— Что у вас за одеколон? — спросила я, обернувшись.
— Не помню названия, кажется, от Хьюго.
— Ого! Да вы богач.
— Это мне мама подарила, — стыдливо буркнул Геркулесов.
— А кто у нас мама?
— Хозяйка торгового дома «Сириус», — нехотя ответил он.
— А папа? — я даже испугалась, представив, кем он может быть, при такой-то жене. Не иначе, как мэром города.
— Простой участковый.
— Они развелись?
— Почему развелись? Живут уже 30 лет вместе.
— Такие разные?
— Ну и что? Разве это важно?
— Всегда думала, что да.
— А вот и нет. Главное это любовь.
Я приглушенно фыркнула. Это ж надо умудриться при такой-то скотской работе остаться таким наивным!
— Мальчик, ты романтик? — не очень уместно сострила я, вспомнив киношного робота Вертера.
— Да, — не раскусив издевки, ответил Геркулесов и сверкнул горящими непорочным светом глазами. — Вы слышали легенду о том, что раньше люди были двуполыми, а потом боги на них прогневились и разъединили… — он резко замолк, потом грустно продолжил. — И теперь по свету бродят осиротевшие половинки, надеясь отыскать ту, которая когда-то была его частью. Я верю в эту легенду, потому что она многое объясняет… И вот скажите мне, разве эти две половинки одного целого обязательно должны воспитываться в одной среде, жить по одинаковым средствам? Я считаю, что если люди созданы друг для друга, то никакие преграды не могут их разлучить: ни болезни, ни расстояния, ни время, а уж тем более, ни деньги.
— Ну, ну. — Я была в некотором замешательстве — как ни крути, а человека, считающего, что классовое неравенство не преграда для любви, встречать еще не приходилось. По этому я подавила в себе желание поспорить и молча двинулась в сторону своего дома. Геркулесов, как истинный джентльмен, потащился следом — не мог же он бросить беззащитную, как ему казалось, девушку одну на темной улице.
Мы шли молча, думая каждый о своем. Причем, если судить по его все еще горящим глазам, он размышлял о том, как прекрасна любовь, а вот я… Мои мысли были гораздо прозаичнее — я с ужасом представляла, какую головомойку мне устроит завтра Сонечка.
Таким образом мы добрели до моего дома, вошли в арку. И тут он заговорил:
— А я ведь тоже не верю в то, что Блохин убийца. С самого начала не верил.
— Так зачем же арестовали?
38 
