16

Клэйтон стоял в дверях гостиной и смотрел на Линдси. Та сидела в углу дивана, откинувшись на гору подушек, накрытых ярким покрывалом. Книга, которую она читала, лежала открытой на ее коленях, а голова лежала на подушках. Она спала. Пламя в камине отбрасывало на нее золотистый свет, придавая каштановым волосам радужный ореол.

Да, подумал Клэйтон, она прелестна. Такая юная, внешне беззащитная, и, несмотря на беременность, от нее веяло невинностью.

Клэйтон бесшумно прошел в комнату и сел в кресло у камина. Взгляд его по-прежнему был прикован к ней. Он любил Линдси, и ему так хотелось, чтобы ее зеленые глаза зажигались счастьем при его появлении и подергивались дымкой желания при прикосновении его руки.

Линдси Уайтейкер Фонтэн, думал Клэйтон, была гораздо сильнее, чем казалась. Она упряма, смела, решительна, когда ей бросали вызов, и любила с такой самоотдачей, что забывались ее юные лета. С каждым днем он любил ее все сильнее и сильнее.

Клэйтон обернулся, чтобы кинуть взгляд на языки пламени. Вероятность того, что О'Брайен будет играть главную роль в «Дороге чести», велика. Что произойдет, когда он и Линдси увидят друг друга? Как далеко простирается ее власть над собой? Сможет ли она держаться холодно-отстраненно по отношению к О'Брайену, играть роль его, Клэйтона, любящей жены, оставляя бывшего любовника в неведении происходящего? Линдси любила этого человека всей душой и рассудком, и, Боже, как он хотел, чтобы эта любовь была направлена на него.

Линдси зашевелилась, и Клэйтон перевел взгляд на нее. Она медленно подняла ресницы, мигнула и улыбнулась ему.

– Привет, – сказала она. – Ну, не смешная ли я? Настоящее воплощение энергии.

Клэйтон засмеялся.

– Ты так мирно спала. Пожалуй, нам стоило бы пожаловаться мексиканским властям на холодную и дождливую погоду на подведомственной им территории. Мы даже не смогли хотя бы раз прогуляться по пляжу.

– И тебе ужасно скучно, Клэйтон?

– Мне? Нет, – сказал он, качая головой. – Тут есть хорошие книги. Я ведь на самом деле очень непритязателен и легко приноравливаюсь к любой обстановке. В киноделе это постоянная картина: сперва много спешки, а потом сплошное ожидание. И я привык заполнять часы безделья увлечениями. А как ты? Тебя прихватила лихорадка от битья баклуш?

– И вовсе нет. Это как раз то, что мне было нужно. Я не осознавала, как устала, пока не приостановила здесь свой бег. Мне выпало столько хлопот, пока вы с Беном ездили на поиски натуры, – нужно было решить все материальные вопросы да плюс к тому подготовить полный отчет.

Клэйтон закинул ногу за ногу, упер локти в подлокотники кресла и сложил пальцы.

– Я уже успел заметить, – сказал он, – что твои бойцовские качества особенно ярко проявляются, когда ты оказываешься в цейтноте. Ты воюешь до последнего и ни при каких обстоятельствах не покидаешь поля боя.

– Это плохо?

– До тех пор, пока уравновешивается мудростью – нет. Но в жизни, Линдси, бывают ситуации, которые не способна изменить никакая решительность.

– Уж это, – мягко сказала Линдси, – я знаю, можешь мне поверить, Клэйтон.

– Да, наверное. Ты вообще уникальная женщина, Линдси: где-то сама наивность, а где-то – не по годам мудрая.

Линдси засмеялась, и мелодия ее голоса отозвалась у Клэйтона жаром в нижней части живота, так что он невольно заерзал в кресле.

– Это надо понимать как оскорбление? – спросила Линдси, улыбаясь.

– Отнюдь. Это замечательная комбинация качеств. Она пробуждает инстинкт защитника, а еще… Ну, да ладно! Ты голодна?

– Нет, у нас был такой обильный ленч, Клэйтон. Но ты не закончил. Ты что-то хотел сказать?

– Так, чепуха, Линдси. Турусы на колесах. У тебя, вероятно, тоже сложилось определенное мнение обо мне?

  92