Последние отзывы

  72  

— Напишу.

Не дойдя до конца коридора, кривого и петляющего, как система трубопроводов, они остановились перед другим стеклом, за которым происходило нечто, напоминающее карточную игру. Мужчина в белом халате положил колоду карт на покрытый скатертью столик, отстоящий на три метра от первого ряда учеников. Затем мужчина, сияя улыбкой телевизионного фокусника, повернул к ученикам ладонь с первой картой из колоды — четверкой бубен. Он что-то говорил сосредоточенным ученикам, но слова его таяли, не долетев до стекла. Как объяснила сеньорита Остманн, они наблюдали занятие по телекинезу: ученики, не покидая своих мест, должны были попытаться переместить последнюю карту в колоде туда, где только что лежала первая. Эстебан кивнул, и они последовали дальше. Пока что его мозг не готов был ни принять, ни категорически отвергнуть экстравагантные методы обучения, практикуемые в фонде Адиманты; кроме того, эти методы даже не показались ему слишком уж абсурдными на фоне того, что происходит в нашем растрепанном, мечущемся и нелепом мире, где удивление вызывает лишь обычное и заурядное. Наконец перед ними возникла металлическая дверь; некогда ее покрасили в зеленый цвет, но теперь краска облупилась и висела струпьями. Это была дверь грузового лифта, который, по всей видимости, мог спустить их на первый этаж. Эдла Остманн нажала на кнопку, и пронзительный скрежет, напоминающий звук, с которым лиссабонские трамваи штурмуют холмы, медленно пополз к ним сквозь стену. Мрачная, ржавая коробка лифта явно не соответствовала росту сеньориты Остманн. Во время недолгого путешествия вниз Эстебан разглядывал колени спутницы и нашел их красивыми. Глаза Эстебана уже успели привыкнуть к кварцевому сиянию, которое белесым туманом заливало верхний этаж; поэтому теперь, когда двери лифта открылись, глазам трудно было освоиться в новом помещении. Эстебан сделал три шага следом за Эдлой Остманн и почувствовал под ногами нечто благородно твердое — видимо, здесь пол был мраморным. Окружающие предметы начали постепенно материализоваться: две длинные стены, целиком закрытые стеллажами, представляли собой мозаику в темных тонах из книжных корешков. Комната выходила в патио. Эстебан почувствовал характерный запах старой бумаги, кожи, а также смесь запахов дерева и застоялой воды. Он скользнул взглядом по названиям книг, разобрать ему удалось не все: имелись тома на древнееврейском и греческом, в основном же — на латыни. Губы Эстебана тронула веселая, но с примесью иронии улыбка, когда он прочел: Ричард Бове «Пандемониум», Бартоломеус Анхорн «Магиология», Питер Бинсфельд «Трактат о признаниях колдунов и ведьм», Балтазар Беккер «Заколдованный мир». Услышав голос Эдлы Остманн, он вздрогнул, к тому же голос доносился уже откуда-то издалека, видимо, помещение было довольно большим.

— Если желаете, можете взять с полки любую книгу, вдруг пригодится для вашего репортажа. Сеньор Адиманта разрешает вам воспользоваться нашей библиотекой.

Только теперь он понял, что женщина обращается к нему из другого конца зала, от окна, выходящего в патио, а рядом с ней застыла какая-то маленькая неподвижная тень. Эстебан направился в ту сторону и шел неправдоподобно долго; наконец он приблизился к окну. Тут выяснилось, что сеньор Адиманта — это всего лишь старое перекрученное, парализованное тело, облаченное в серый костюм с галстуком и вдавленное в инвалидное кресло. Какая-то безжалостная болезнь разрушила все его суставы, поразила весь организм, превратив руки и ноги в бесполезные отростки, обтянутые белой кожей. Это был труп с пронзительными голубыми глазами. Эстебан изумился тому, какое мощное пламя пылает в его прозрачном взоре, в котором, как ни странно, светился тот же острый ум, что и во взоре сеньориты Остманн. С некоторым беспокойством Эстебан приметил, как на протяжении нескольких мгновений некая непонятная искорка перескакивала из глаз старика в глаза женщины. Визитер даже заподозрил, что существует мистическая связь, которая помогает им обмениваться мыслями.

— Себастиано Адиманта, — произнесла Эдла Остманн, указывая на куль, усаженный в инвалидное кресло. — Несчастный случай заключил его дух в такое вот немощное тело, и оно день ото дня все более разрушается. Его тело — сломанная машина, но ум сверкает ярче, чем у любого из самых здоровых людей. Сразу после катастрофы сеньор Адиманта проклял Создателя и даже решил свести счеты с жизнью — то есть покончить с собой. Но прошло какое-то время, и он возблагодарил Господа, который отметил его подобной честью: освободил от груза материи, превратил в чистый дух и позволил целиком отдать себя мысли, устремиться в высший полет. Как вы можете убедиться, глаза — единственная часть этого организма, которая пока еще способна хоть к какому-то движению. Но связь между его разумом и окружающим миром не может осуществляться по физическим каналам.

  72