99 
— Близнецы? — Отметив про себя, что платье Николь сшито из хорошей серой шерсти, он поймал ее взгляд. — Сколько им лет?
— Семь.
— Это твои дети?
— Я забочусь о них. Он улыбнулся.
— Хорошо. Полагаю, мне лучше отправиться на мельницу. Не хочу, чтобы дети меня будили.
Николь сделала движение, чтобы взять накидку, но Дженни остановила ее.
— Иди лучше к матери и позаботься о ней. А уж я позабочусь о нем.
Благодарно улыбнувшись, Николь пожелала Жерару спокойной ночи и поднялась наверх, где мирно спала мать. Гроза утихла, за окном плавно кружились снежинки. Когда Николь сжала в руках теплую ладонь матери, на нее нахлынули воспоминания детства. Она вспоминала, как та брала ее на руки и укачивала перед тем, как отправиться на придворный бал, как она читала ей вслух, тихонько покачивая колыбель. Когда Николь исполнилось восемь, она сшила ей такое же платье, как у нее самой, и король сказал, что скоро они будут похожи на близнецов, потому что Адель никогда не состарится.
— Николь, — сказала Дженни, вернувшись, — я надеюсь, ты не просидишь так всю ночь. Твоей матери нужен покой.
— Я ее не потревожу.
— Но и не поможешь. Если ты не выспишься, то не сможешь завтра заботиться о ней как следует.
Николь понимала, что Дженни права. Она вздохнула, боясь, что, если закроет глаза, мать исчезнет. Она неохотно встала, поцеловала ее и начала раздеваться.
За час до рассвета всех спящих разбудил дикий крик — крик невыразимого ужаса. Близнецы вскочили с постелей и бросились к Дженни, а Николь подбежала к матери.
— Мама, это я, Николь, Николь! Твоя дочь. Мама, успокойся, ты в безопасности.
Ужас, застывший в глазах Адели, говорил о том, что она ничего не понимает, хотя Николь говорила по-французски. Адель кричала, кричала так, словно ее тело раздирали на части.
Близнецы зажали уши руками и уткнулись в колени Дженни.
— Позови мистера Готье, — крикнула Николь. Она старалась удержать руки матери. Адель отбивалась, не узнавая дочери.
— Я здесь, — проговорил Жерар, появившийся на верхней ступеньке лестницы. — Я предполагал, что это случится. Адель! — резко окликнул он кричавшую женщину, но когда та не ответила, сильно ударил ее по щеке. Крики тотчас смолкли, она несколько раз мигнула, а потом обессиленно рухнула в объятия Жерара, всхлипывая и постепенно успокаиваясь.
— Теперь она проспит еще часа три, — сказал Жерар, направляясь к лестнице.
— Мистер Готье! — воскликнула Николь. — Мы же должны что-то сделать. Мы не можем уйти и оставить ее. Он обернулся и улыбнулся Николь.
— Никто не может ничем ей помочь. Твоя мать совершенно невменяема. — Он пожал плечами, как будто ему это было совершенно безразлично, и стал спускаться.
Едва успев накинуть халат, Николь бросилась за ним.
— Не можете же вы сообщить подобную новость и потом просто уйти. Мама прошла через столько ужасов. Если она отдохнет и ей нечего будет больше бояться, она поправится.
— Может быть.
В комнату вошла Дженни, за ней по пятам — близнецы. По молчаливому соглашению разговор решили отложить до тех пор, пока все не поедят и близнецы не отправятся на прогулку.
Когда Дженни убрала грязную посуду, Николь обратилась к Жерару:
— Пожалуйста, расскажите, что произошло после того, как ваш отец спас ее.
— Она так и не оправилась от потрясения, — ответил он. — Все думали, будто это мужество заставляет ее так достойно идти на смерть, но дело было в том, что она уже давно не понимала, что с ней происходит. Ее долго держали в тюрьме, и она видела, как ее друзей одного за другим уводят на казнь. Полагаю, через некоторое время ее разум просто отказался принять, что и ее ожидает такая же участь.
— Но когда она оказалась в безопасности? — сказала Николь. — Неужели рассудок не вернулся к ней? Жерар рассматривал свои ногти.
— Отцу не следовало ее спасать. Давать убежище аристократам очень опасно. Когда он спасал ее, народ был на его стороне, но потом кто-нибудь мог донести. Мы жили под постоянной угрозой. Мама плакала ночами. Крики Адели будили соседей. Пока они помалкивали, но мы все время думали, что кто-нибудь из них в конце концов захочет получить награду за голову герцогини.
Прихлебывая кофе, Жерар рассматривал Николь. Она была необыкновенно хороша в утреннем свете, кожа ее посвежела от сна, глаза светились, когда она слушала рассказ, и ему нравилось, что она смотрит на него с ожиданием и интересом.
99 
