Особенно,... 
15 
— И стал свидетелем ограбления.
Брунетти кивнул.
Паола покачала головой:
— Удивительно, что он решился свидетельствовать против преступника. Ты говоришь, арестованный замечен в связях с мафией?
— Его брат. — Сам Брунетти не сомневался, что они оба замешаны.
— И человек из Тревизо об этом знает?
— Да. Я ему сказал.
— И по-прежнему хочет свидетельствовать? — Брунетти снова кивнул, и Паола проговорила: — Тогда, быть может, у всех нас еще есть надежда.
Брунетти пожал плечами, осознавая, что с его стороны несколько нечестно, а может быть, и очень нечестно — не передать Паоле слова Яковантуоно, что нужно вести себя храбро ради детей. Он поудобнее улегся на диване, вытянул ноги и скрестил лодыжки.
— С той историей покончено? — спросил он, зная, что она поймет.
— Не думаю, Гвидо, — ответила она с сомнением и сожалением в голосе.
— Почему?
— Потому что в газетах написали о случившемся как об обычном акте вандализма — из той же серии, что перевернутая урна или вывороченное сиденье в поезде.
Брунетти промолчал, хотя его так и подмывало возразить, и стал ждать продолжения.
— Это не случайность, Гвидо, и никакой не вандализм. — Она закрыла лицо руками, ее голос звучал глухо из-под сомкнутых ладоней: — Люди должны понять, почему это произошло, они должны знать, что эти типы занимаются отвратительным, аморальным делом и их нужно остановить.
— Ты подумала о последствиях? — спросил Брунетти ровным голосом.
Она убрала руки и внимательно посмотрела на него:
— Я двадцать лет замужем за полицейским — конечно, я подумала о последствиях.
— Для тебя?
— Да.
— А для меня?
— Конечно.
— И они тебя не пугают?
— Пугают. Я не хочу потерять работу, не хочу, чтобы твоя карьера пострадала.
— Но?..
— Знаю, ты считаешь, я занимаюсь показухой, Гвидо, — произнесла Паола и продолжила, прежде чем он успел что-либо возразить: — И ты прав, но только отчасти. Все не так, совсем не так. Я делаю это не для того, чтобы попасть в газеты. Признаюсь тебе, я боюсь тех бед, которые наверняка обрушатся на нас в результате. Но я должна это сделать. — Он вновь попытался возразить, но она не дала: — То есть кто-то должен это сделать, или же, если пользоваться безличной формой, которую ты так не любишь, — она мягко улыбнулась, — это нужно сделать. — Не переставая улыбаться, она сказала в заключение: — Я готова выслушать все, что ты скажешь, но не думаю, что изменю свое решение.
Брунетти поменял положение ног — теперь левая оказалась сверху — и заметил:
— В Германии новое законодательство. Теперь они могут преследовать немцев за преступления, совершенные в других странах.
— Я знаю, знаю. Читала статью, — сказала она резко.
— И чем ты недовольна?
— Один-единственный человек был приговорен к нескольким годам тюрьмы. Big fucking deal, как говорят американцы, — подумаешь, делов-то! Сотни, тысячи людей ездят в секс-туры каждый год. Тот факт, что одного из них посадили в тюрьму — в комфортабельную немецкую тюрьму, с телевизором и еженедельными посещениями жены — не помешает остальным ездить в Таиланд.
— А то, что ты собираешься сделать, помешает?
— Если никто не будет организовывать подобные туры, заказывать номера в гостиницах, питание, гидов, которые отвозят этих «туристов» в бордели, тогда, думаю, меньше народу станет ездить. Знаю, этого мало, но хоть что-то.
— Они будут добираться туда самостоятельно.
— Их станет меньше.
— Но все-таки кто-то ведь все равно поедет?
— Вероятно.
— Тогда зачем все это?
Она с досадой покачала головой.
— Думаю, ты говоришь так, потому что ты — мужчина, — сказала Паола.
И вот тут Брунетти разозлился:
— И что это значит?
— Это значит, что мужчины и женщины по-разному смотрят на насилие. И так будет всегда.
— Почему? — Голос его звучал ровно, хотя оба они чувствовали злость, которая стеной встала между ними.
— Потому что, сколько бы ты ни пытался представить себе суть проблемы, для тебя она всегда останется лишь упражнением ума. С тобой такого не может случиться, Гвидо. Ты большой и сильный, а еще ты с детства привык к разного рода насилию: футбол, драки с мальчишками, в твоем случае — еще и полицейская школа.
Она заметила, что его взгляд стал невнимательным: он и прежде слышал подобные речи и никогда не верил им. Она считала, что он просто не хочет верить, но никогда ему этого не говорила.
15 
