81 
— Может, оторвешься от своих занятий? Я с тобой разговариваю.
Огестам повернулся к нему. Лицо исказила ярость.
— С какой стати? Мне на вас начхать. Как и вам на меня.
— Потому я и пришел. — Эверт Гренс откашлялся, постукивая пальцами по деревянному молотку на столе. — Я ошибся в оценке ситуации.
Огестам замер. Посмотрел на брюзгливого старика, подбирающего слова.
— Когда ошибаюсь, я так и говорю.
— Замечательно.
— И я ошибся. Мне следовало серьезно отнестись к твоей болтовне.
В зале суда царила та же тишина, что и за большими, некрасивыми окнами. Раннее утро жаркого летнего дня.
— Тебе требовалась полицейская защита. И теперь ты ее получишь. Одна наша машина уже стоит возле твоего дома. Вторая стоит здесь, внизу. Он сейчас поднимется.
Огестам подошел к окну. Полицейский только что открыл дверцу машины, потом захлопнул ее и направился к подъезду.
Огестам вздохнул. Его вдруг охватила усталость, будто упущенный ночной сон решил взять свое.
— Поздновато.
— Так уж вышло.
— Вы сами это сказали.
Эверт Гренс держал в руке судейский молоток. Стукнул им по столу, резкий звук разнесся по залу. Он сказал то, что хотел, но уходить не собирался. Огестам ждал продолжения, но Гренс молчал. Хромоногий мерзавец просто сидел, будто ожидая чего-то.
— У вас все? Мне надо работать.
Эверт причмокнул. Неприятный звук.
— Полагаю, это знак, что у вас все.
— Есть еще одна вещь.
— А именно?
— Я купил сиди-плеер. В кабинете поставил. Рядом с магнитофоном. Теперь могу слушать твой диск.
Он сидел еще долго. В кресле судьи. Ничего не говорил, и немного погодя Огестам вернулся к работе. Подбирал самые убедительные доводы, которые разъяснят находящимся под давлением СМИ присяжным, что умышленное убийство необходимо судить именно так, независимо от обстоятельств. Он писал, зачеркивал, переписывал. Гренс временами причмокивал, неприятный посторонний звук, будто он показывал, что по-прежнему здесь. Сидел откинувшись назад, запрокинув голову, — похоже, дремал.
В половине девятого с улицы донеслись голоса. Крики людей, проникшие сквозь толстые оконные стекла.
Оба подошли к окнам, открыли одно. Теплый воздух пахнул в лицо. Они высунулись наружу, посмотрели на площадку четырьмя этажами ниже, совсем недавно пустую.
Сейчас там толпился народ. Оба начали считать про себя — человек двести наберется. Все лицом к подъезду. Людская масса в движении, будто наэлектризованная, по толпе будто пробегали волны, она делала несколько шагов вперед, а полицейские с пластиковыми щитами оттесняли ее назад, на прежнее место. Люди кричали, многие держали плакаты, громогласно демонстрировали против судебного процесса, который через тридцать минут будет продолжен, глумились над обществом, решившим привлечь к ответу и наказать человека, который обеспечил этому обществу защиту, тогда как оно само оказалось не способно защитить себя.
Они посмотрели друг на друга. Эверт Гренс покачал головой.
— Вот болваны. Чего они рассчитывают добиться, стоя там и разевая рот? Думают, наши полицейские впустят в здание всяких говнюков, которые еще и угрожают?
Кто-то бросил камень, приземлившийся рядом с крайним полицейским оцепления. Ларс Огестам вздрогнул, подумав о машине, о доме и о Марине, которая, вероятно, уже проснулась, там стояла патрульная машина, наверное, этого достаточно. Он перехватил взгляд Гренса, почувствовал, что должен что-то сказать:
— Они просто боятся. Боятся сексуальных маньяков, боятся до ненависти. И когда несчастный отец убивает такого мерзавца, сам он, естественно, становится для них героем. Ведь он сделал то, что хотели сделать они сами, но не решились.
Гренс хмыкнул.
— Знаешь, я не люблю подонков. Всю жизнь ловил их. Но подонок подонку рознь. Этого парня никто героем не делал. Он вправду герой. Он же сделал то, чего мы сделать не смогли. Дал им защиту.
К двенадцати к полицейским у здания суда подоспело подкрепление. Еще два микроавтобуса, по шесть полицейских со щитами в каждом, быстро подъехали к толпе.
Они резко затормозили, когда двое демонстрантов вырвались за оцепление и пошли прямо на них. Двенадцать новых полицейских выскочили из автобусов, присоединились к своим коллегам, сделав человеческую стену шире.
Нападающие мало-помалу успокоились, крики поутихли, острая ситуация сменилась выжиданием.
81 
