Последние отзывы

  141  

— Вы боитесь за вашего юного Рауля? — спросил Арамис.

— Полно! — воскликнул д’Артаньян. — В первом деле никто не гибнет.

— Ни во втором, — сказал Арамис.

— Ни в третьем, — добавил Портос. — Впрочем, даже убитые иной раз воскресают: доказательство — наше присутствие здесь.

— Нет, господа, — сказал Атос, — не Рауль меня беспокоит: он будет вести себя, надеюсь, как подобает дворянину, а если и падет, то с честью. Но вот в чем дело: если с ним случится несчастье, то…

Атос провел рукой по своему бледному лбу.

— То?.. — спросил Арамис.

— То я усмотрю в этом возмездие.

— А, — произнес д’Артаньян, — я понимаю, что вы хотите сказать.

— Я тоже, — сказал Арамис. — Но только об этом не надо думать, Атос: что прошло, тому конец.

— Я ничего не понимаю, — заявил Портос.

— Армантьерское дело, — шепнул ему д’Артаньян.

— Армантьерское дело? — переспросил Портос.

— Ну, помните, миледи…

— Ах да, — сказал Портос, — я совсем забыл эту историю.

Атос посмотрел на него своим глубоким взглядом.

— Вы забыли, Портос? — спросил он.

— Честное слово, забыл, — ответил Портос, — это было давно.

— Значит, это не тяготит вашу совесть?

— Нисколько! — воскликнул Портос.

— А вы что скажете, Арамис?

— Если уж говорить о совести, то этот случай кажется мне подчас очень спорным.

— А вы, д’Артаньян?

— Признаться, когда мне вспоминаются эти ужасные дни, я думаю только об окоченевшем теле несчастной госпожи Бонасье. Да, — прошептал он, — я часто сожалею о несчастной жертве, но никогда не мучусь угрызениями совести из-за ее убийцы.

Атос недоверчиво покачал головой.

— Подумайте о том, — сказал ему Арамис, — что если вы признаете божественное правосудие и его участие в делах земных, то, значит, эта женщина была наказана по воле божьей. Мы были только орудиями, вот и все.

— А свободная воля, Арамис?

— А что делает судья? Он тоже волен судить или оправдать и осуждает без боязни. Что делает палач? Он владыка своей руки и казнит без угрызений совести.

— Палач… — прошептал Атос, словно остановившись на каком-то воспоминании.

— Я знаю, что это было ужасно, — сказал д’Артаньян, — но если подумать, сколько мы убили англичан, ларошельцев, испанцев и даже французов, которые не причинили нам никакого зла, а только целились в нас и промахивались или скрещивали с нами оружие менее ловко и удачно, чем мы, если подумать об этом, то я, со своей стороны, оправдываю свое участие в убийстве этой женщины, даю вам честное слово.

— Теперь, когда вы мне все напомнили, — сказал Портос, — я точно вижу перед собой всю эту сцену: миледи стояла вон там, где сейчас вы, Атос (Атос побледнел); я стоял вот так, как д’Артаньян. При мне была шпага, острая, как дамасский клинок… Помните, Арамис, вы часто называли эту шпагу Бализардой… И знаете что? Клянусь вам всем троим, что если бы не подвернулся тут палач из Бетюна… кажется, он был из Бетюна?.. — да, да, именно из Бетюна — да, так вот, я сам отрубил бы голову этой злодейке, и рука моя не дрогнула бы. Это была ужасная женщина.

— А в конце концов, — сказал Арамис тем философски безразличным тоном, который он усвоил себе, вступив в духовное звание, и в котором было больше безбожия, чем веры в бога, — в конце концов — зачем думать об этом? Что сделано, то сделано. В смертный час мы покаемся в этом грехе, и господь лучше вашего рассудит, был ли это грех, преступление или доброе дело. Раскаиваться, говорите вы? Нет, нет! Клянусь честью и крестом, если я и раскаиваюсь, то только потому, что это была женщина.

— Самое успокоительное, — сказал д’Артаньян, — что от всего этого не осталось и следа.

— У нее был сын, — произнес Атос.

— Да, да, я помню, — отвечал д’Артаньян, — вы сами говорили мне о нем. Но кто знает, что с ним сталось. Конец змее, конец и змеенышу. Не воображаете ли вы, что лорд Винтер воспитал это отродье? Лорд Винтер осудил бы и сына так же, как осудил мать.

— В таком случае, — сказал Атос, — горе Винтеру, ибо ребенок-то ни в чем не повинен.

— Черт меня побери, ребенка, наверное, нет в живых! — воскликнул Портос. — Если верить д’Артаньяну, в этой ужасной стране такие туманы…

Несколько омрачившиеся собеседники готовы были улыбнуться такому соображению Портоса, но в этот миг на лестнице послышались шаги, и кто-то постучал в дверь.

  141