Особенно,... 
95 
– Ой, посмотрите! – таинственно понизив голос, заговорила она. – Вон там, за третьим столиком у перил… Как вы думаете, это случайно не наш новый ректор?
Кантор вдруг вспомнил, как бедняга Торо отмахивался от должности придворного мистика, и всерьез испугался, что Амарго и в самом деле додумается запихать его на подобный ответственный пост. Затем и гитару прислал, чтоб будущий ректор ноты вспомнил…
– Да какая разница… – досадливо отмахнулся юноша, поглощенный творческим процессом.
– А кто бы это мог быть? Я его раньше не видела. А может, он у нас преподавать будет? Ну, посмотрите же!
Большеглазая девушка мельком взглянула на Кантора, чтобы отвязаться, и вдруг дернула парня за рукав:
– Вот посмотри! Внимательно! Сидит человек. Не молодой, усталый, очень грустный. С дорожным мешком и гитарой. Только что приехал, из Галланта, судя по одежде… Представь себе, о чем он думает. Напряги фантазию. Когда-то он жил здесь, может, учился в этой же консерватории, мечтал о будущем, был счастлив… А потом что-то случилось, и ему пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь. Потерять дом, работу, любовь, жить в чужой стране, помнить о прошлом и сожалеть об искалеченной судьбе… Нет, не хватает у меня слов, чтобы толком объяснить, ты в глаза ему посмотри, и если не поймешь, то ты вообще не бард.
Кантор поспешно опустил глаза, ибо если бы юноша сейчас действительно в них заглянул, то понял бы, что предмет их разговора все слышал. Первым порывом было встать и поскорее уйти из этого места, где его жалеют молоденькие девушки. Но что-то удержало. Наверное, опасение, что этот хороший, правильный мальчишка так и не поймает тот недостающий образ, которого ему не хватает. И никогда не сыграет «Ностальгию» как следует. По крайней мере, в ближайшие десять-пятнадцать лет.
А может быть, эти мысли Кантора не имели ничего общего с его последующим поступком. Может, это внутренний голос потихоньку вмешался, пока он думал. Как бы то ни было, Кантор сам удивился, когда щелкнули замки футляра и у него в руках оказалась старая гитара. Но раз уж достал – не прятать же теперь. Под музыку обязательно пойдет, должно пойти… пусть послушают.
Кантор снял амулет и закрыл глаза, чтобы не отвлекаться.
Что говорить, в семнадцать лет он и сам бы не сыграл это по-настоящему. Даже в первые годы эмиграции подобные чувства были чужды энергичному жизнелюбивому юнцу, слишком уж насыщенной и интересной была его жизнь. Сейчас же, достигнув зрелости мыслей и познав то, что дается лишь с опытом, он самым позорным образом разучился играть. Что делать, ничего в жизни не дается вовремя. Не стоило бы срамиться перед молодежью, но никто ведь не знает, кем был раньше этот «немолодой усталый человек» (надо будет срочно волосы покрасить, пока дедушкой не обозвали). А для любителя его слабая техника исполнения вполне естественна, так даже лучше – сомнений не вызовет. Да и не затем он взял в руки гитару, чтобы технику демонстрировать.
Послушайте, мальчики и девочки. Может, действительно услышите то, чего вам не будет дано еще лет двадцать, а то и вовсе никогда. Гальярдо написал свой шедевр не под заказ и не ради славы, и вообще такое нельзя написать ДЛЯ. Только ОТ. От боли, от тоски, от безысходности. В этом весь поздний Гальярдо – безысходность, помноженная на мудрость. Осознание необратимости, невозможности – и философское смирение, приятие своего пути… Послушайте, ведь вы нигде больше этого не услышите, барды-эмпаты – большая редкость, чаще всего эта способность дается магам.
Интересно, услышит ли кто-нибудь, как плачет у пустого очага мертвый бард, обреченный никогда больше не стать собой?..
Когда Кантор открыл глаза, хорошенькая девушка откровенно всхлипывала, а парень что-то беззвучно шептал, взирая на ее подругу помраченным взглядом человека, отсутствующего в этом мире. Кантор не умел читать по губам и речей юноши понять не мог, но большеглазая девушка внимала им серьезно и сосредоточенно. Затем бросила быстрый взгляд на непрошеного наставника, напряженно подумала и решительно подхватилась с места, на ходу открывая сумочку.
Через несколько секунд она стояла перед Кантором с открытой тетрадкой и чернильницей.
– Простите, маэстро. – В голосе слышались волнение и некоторая неловкость, но не до такой степени, чтобы смущаться и терять дар речи. – Можно автограф?
Кантор пожалел, что не сбежал, как только услышал их разговор.
– А вы меня точно ни с кем не путаете? – осторожно поинтересовался он, недоумевая, с чего бы вдруг столь умная и рассудительная девушка лезла с тетрадкой к незнакомому человеку в кафе, пусть даже он замечательно сыграл «Ностальгию». Да если уж честно, то сыграл из рук вон плохо, Плакса и то меньше лажал при исполнении… Но действительно, почему она вдруг?.. Такие девушки не имеют привычки визжать и прыгать при виде кумира и ломиться за кулисы, чтобы урвать хоть один высочайший взор или доброе слово.
95 
