– Снотворное? Доктор кивнул.
– То, что рассказывал Джонни… он не придумал. Кто-то, должно быть, проник в каюту и вынес оттуда ребенка.
– Но зачем?
– Не понимаю. Я расспросил Джонни. Он сказал, что никак не мог заснуть, потому что все думал о маскараде и танцах. Он нарисовал портрет своей мамы и решил показать его Эдварду, поэтому он надел халат и шлепанцы и вышел наружу. Заблудившись и пытаясь найти дорогу, он увидел того, кого назвал Галли-Галли, быстро шедшего с Эдвардом на руках.
– Галли-Галли. Но он же сошел в Порт-Саиде.
– Он имеет в виду, что видел кого-то в бурнусе.
– Кого?
– Почти каждый мужчина прошлым вечером был в бурнусе, мисс Бретт.
– Но кто мог нести Эдварда?
– Это-то я и хочу знать. И кто до этого дал ребенку снотворное? Я побледнела. Доктор глядел на меня таким взглядом, словно виновата была я.
– Не могу в это поверить, – пробормотала я.
– Да, это кажется невероятным.
– Как ему могли дать снотворное?
– Очень просто. С водой… или с молоком.
– Молоком – повторила я.
– От двух обычных таблеток снотворного ребенок может впасть в глубокий транс. У вас есть снотворное, мисс Бретт?
– Нет. У его матери точно есть. Но она не…
– Это легко мог сделать любой, у кого есть снотворное. Загадка в том… с какой целью?
– Усыпить ребенка, чтобы он не смог поднять тревогу, когда его вынесут на палубу. Но зачем? Бросить за борт?
– Мисс Бретт!
– Но зачем же еще? – вопросила я.
– Вам пришла в голову нелепая идея, – возразил он.
Мы немного помолчали. А я подумала, что моя идея – действительно нелепая. Неужели я предполагаю, что кто-то пытался убить Эдварда?
Тоненьким и неестественным голосом я проговорила:
– Что вы собираетесь делать?
– Я полагаю, чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше. Это уж чересчур. Представляете, что станут говорить. А сейчас большинство из них считает, что дети просто играли.
– Но Джонни будет настаивать, что видел кого-то, кого он называет Галли-Галли.
– Они поверят, что он все придумал. Я покачала головой.
– Это ужасно, – сказала я.
Он согласился. А потом стал задавать мне вопросы. Я вспомнила, как принесли молоко и он не хотел его пить, как я пошла в каюту Чантел и как она пришла вместе со мной и даже попробовала молоко, уговаривая Эдварда его выпить.
– Я спрошу ее, не показалось ли ей молоко странным на вкус.
– Она бы сразу сказала.
– Вы ничего не можете вспомнить? Я ответила отрицательно.
С неприятным чувством я вернулась к себе.
Мне хотелось поговорить с Редверсом. Я знала, что доктор Грегори доложит ему обо всем, мне хотелось знать, как он среагирует на сообщение, что некто пытался убить его сына. Убийство – сильное слово. Но по какой иной причине ребенок был усыплен?
Доктор не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Вероятно, он желал утаить это от большинства пассажиров, но я, как его гувернантка, обязана знать так же, как и Редверс, его отец; к тому же, как капитану, ему следует знать все, что происходит на корабле.
Я сейчас же должна пойти к нему в каюту и поговорить с ним. Должна.
В дверь раздался стук, и голос Чантел произнес: «Можно войти?»
– Как наш ночной искатель приключений чувствует себя сегодня? – поинтересовалась она.
– Он в лазарете.
– О, Господи!
– С ним все в порядке. Чантел, доктор не хочет, чтобы об этом знали, но вчера вечером мальчику дали снотворное.
– Снотворное! Каким образом?
– Зачем – гораздо более важный вопрос. Ах, Чантел, мне так страшно.
– Я уверена, что ни у кого и в мыслях не было причинять ребенку вред.
– Тогда зачем давать ему снотворное и выносить наружу? Представляешь, чтобы было, если бы не Джонни?
– Что? – выдохнула она.
– Мне думается, кто-то пытался убить Эдварда. Его могли бросить за борт. Никто бы и не услышал. Ребенок был без сознания. Может быть, лишь тапочек остался лежать близ поручней. И все бы решили, что он шел, куда глаза глядят, и свалился за борт. Понимаешь?
– Теперь, когда ты объяснила, понимаю. Самое легкое место для совершения убийства, должно быть, море. Но зачем? Какая тому причина?
– Сама не знаю.
– Теперь мисс Рандл будет работать сверхурочно.
– Доктор Грегори считает, что все надо держать в секрете. Эдвард сильно расстроится, если будет думать, что он в опасности. Ему ничего не известно. Он не должен знать.
– А Джонни?
– Решим, что с ним делать. В конце концов, он без позволения вышел гулять ночью и теперь впал в немилость. И слава Богу, что он решил погулять.