Представляю себе, каково было горе и отчаяние бедного Генри. Елизавета отдала ему свое жемчужное ожерелье, а графине Лейчестер послала небольшое украшение с бриллиантами. Вот и все, что она могла по себе оставить.
Круглоголовые постановили похоронить ее без почестей. В свинцовом гробу ее отправили в Ньюпорт. Некоторые из тех, кто раньше служил ей, были допущены проводить ее в последний путь. Гроб опустили под плиты восточной части алтаря церкви святого Фомы. На крышке была вырезана простая надпись:
Елизавета, вторая дочь
короля Карла Стюарта
Умерла 8 сентября 1650 года
Никакого надгробия установлено не было, лишь на стене над тем местом, где покоился ее прах, высекли две буквы: Е. С.
Так умерла моя дочь, рождение которой доставило мне столько радости и которую я горячо любила.
Стоит ли удивляться, что я решила, что само Небо против меня.
Дети были для меня счастьем и в то же время источником постоянного беспокойства. Я очень их любила, но между нами случались и размолвки.
Вскоре после смерти Елизаветы я не на шутку поссорилась с Джеймсом. Он с раннего детства во всем отличался от своего брата Карла – во всем, кроме разве что хороших манер, так как я следила, чтобы все мои дети их усвоили. Джеймс был светловолосым, а смуглый Карл походил скорее на моих наваррских предков. По внешности их никто бы не принял за родных братьев. Кроме того, Джеймс был горяч и несдержан – в противоположность уравновешенному Карлу, который избегал ссор; эту его черту можно было принять за уступчивость, однако в конце концов он всегда поступал так, как считал нужным.
Я отлично знала, что мой нрав тоже трудно было назвать легким. Я родилась для того, чтобы властвовать и подчинять других своей воле, – впрочем, полагаю, ради их же блага.
Джеймсу, конечно, не нравилось, что он сидит взаперти в Париже, тогда как Карл наслаждается свободой в Шотландии. Он вообще тяготился своим положением младшего брата, тем более что он был красив, а наружность Карла нельзя было назвать даже привлекательной. С Джеймсом мне приходилось нелегко. Временами казалось, что он чуть ли не ищет ссор.
Как-то раз он вспылил по самому ничтожному поводу и в сердцах сказал мне:
– Я хочу уехать. Здесь мне все надоело. Вы, матушка, вечно меня воспитываете, а я уже вполне взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно.
– Какой же ты взрослый? – возразила я. – Ты рассуждаешь, как глупый мальчишка, и меня это нисколько не удивляет, потому что ты и есть глупый мальчишка.
Мы продолжали пререкаться и уже почти кричали друг на друга, и Джеймс забыл обо всяком почтении ко мне как к матери и королеве.
– Все, что я делаю, я делаю ради вас, моих детей, – говорила я. – Сейчас главная моя забота – это ты.
В ответ я услышала от него слова, которые мне до сих пор трудно простить.
– Я – ваша главная забота? – сказал он с издевкой. – А я-то думал, что главный предмет вашей заботы – Генри Джермин. Вы же любите его больше, чем всех своих детей вместе взятых.
От возмущения я потеряла дар речи, а потом вскричала:
– Да как ты смеешь! – И ударила его по лицу.
Джеймс побелел, и на какое-то мгновение мне показалось, что он готов ответить мне тем же. Затем он повернулся и выбежал из комнаты.
Я была оскорблена до глубины души. Конечно, я любила Генри Джермина. Долгие годы находясь подле меня, он был мне верным другом и помощником. Этот милый, веселый человек умел приободрить меня, в чем я, видит Бог, очень нуждалась. Но на что намекал Джеймс? Неужели он думает, что Генри – мой любовник?
Чувственность не была присуща моей натуре. То, что я называла «этой стороной замужества», никогда не было для меня главным. Разумеется, я исправно выполняла свой супружеский долг и родила королю нескольких детей. Я любила своего мужа и не переставала любить его и после смерти. Тем более я не могла бы завести любовника сейчас, будучи в трауре.
Я ждала, что Джеймс вернется и извинится передо мной, но не дождалась. Мой сын покинул двор.
Я не могу передать, как я была огорчена тем, что он уехал, не поговорив со мной. Я надеялась, что Джеймс отправился в Шотландию, чтобы присоединиться к брату, но оказалось, он отбыл в Брюссель, где его ждал радушный прием.
Я находила это положение дел довольно неловким, и не только потому, что мы с Джеймсом расстались, не помирившись. Ведь Брюссель был под властью Испании, которая находилась в состоянии войны с Францией! Я решила, что не буду посылать ему денег, а так как в этом он от меня все еще зависел, я рассчитывала, что он вернется.