Особенно,... 
180 
Проделав еще одно ужасное морское путешествие, я вновь ступила на французскую землю. Здесь меня ожидали дурные вести: захворала Генриетта. До нее дошли ложные слухи о том, будто ее брат Джеймс убит, которые так ее потрясли, что она прежде времени родила. Увидев меня, она обрадовалась. Полагаю, мой приезд помог ей справиться с недомоганием. Моя девочка была не слишком счастлива, и я спрашивала себя, стоят ли громкие титулы того, чтобы платить за них столь дорогую цену. Я вспоминала о Карле и о его бедной маленькой королеве, которая вынуждена была мириться с его бесконечными любовницами и не могла родить ребенка, хотя так страстно об этом мечтала. Я думала о Джеймсе и Анне Хайд, чей брак был поначалу таким романтичным; однако теперь они больше не любили друг друга… Но, пожалуй, самой несчастной из всех моих детей оказалась Генриетта. Жена Филиппа Орлеанского, брата французского короля!
Моя дочь призналась мне, что у ее мужа бывают приступы совершенно необъяснимой ревности. Он просто не мог переносить, когда она наслаждалась обществом других мужчин, хотя сама Генриетта нисколько его не интересовала. Мало того, он приводил своего любовника шевалье де Лоррана в дом, и они открыто предавались плотским утехам.
В Англии тоже было неблагополучно. Эпидемия чумы таки началась. Двор выехал из Лондона, где уже многие дома были помечены красными крестами, которые предупреждали прохожих, что им следует держаться подальше. Ночами по пустынным улицам мрачно громыхали похоронные дроги и слышался крик:
– Выносите ваших мертвецов!
Я отправилась навестить королеву Анну. Та ужасно страдала от нестерпимой боли в груди, где у нее образовалась опухоль. Анна знала, что дни ее сочтены.
В начале следующего года она умерла, и я, горюя об этой бедной душе, сделавшей столько добра другим людям, все же приняла весть об ее кончине с облегчением. Ведь она наконец-то обрела покой.
Между тем Франция, к моему огорчению, объявила войну Англии, выступив на стороне Голландии. Я знала, что Людовик не хотел этого и, несмотря на застарелую взаимную неприязнь французов и англичан, пытался прийти к соглашению с Карлом. Как раз тогда голландский флот, потерпевший ранее столь сокрушительное поражение, приплыл к берегам Англии и сжег несколько военных кораблей, в том числе – «Короля Карла».
В довершение всех несчастий в Лондоне вспыхнул большой пожар, и город на две трети выгорел. Огонь уничтожил восемьдесят девять храмов, включая собор святого Павла, и свыше тринадцати тысяч жилых домов. Я была очень расстроена, услышав, что в пожаре обвиняют католиков, и собиралась даже поехать в Англию, чтобы опровергнуть эти гнусные домыслы.
Англия переживала тяжелые времена. Из-за чумы в стране почти замерла всякая торговля, а война все более опустошала государственную казну. Мое содержание было уменьшено, и я с возмущением написала об этом Карлу. Я сама изо всех сил старалась жить скромно, но не могла же я отказать себе в удовольствии помогать бедным и нуждающимся или же жертвовать деньги на возвращение заблудших в истинную католическую веру!
Я отправилась в Коломбе и стала жить там тихой и мирной жизнью в окружении ближайших друзей. Первым среди них был мой дорогой Генри, без которого я не могла обойтись и дня.
У меня были мои книги, моя музыка, моя вера. Я неустанно молилась и много думала о прошлом, вновь и вновь переживая минувшие события и спрашивая себя, не могла ли я как-то изменить их ход. Эти мысли становились все навязчивее, я плохо спала, меня мучил кашель, и временами я чувствовала себя вконец больной.
Генриетта, приехавшая навестить меня, пришла в ужас, увидев мое состояние, и сказала, что пригласит заслуживающих доверие докторов.
– Со мной не происходит ничего особенного, – ответила я. – Когда мне станет немного лучше, я поеду в Бурбон на воды. Пожалуйста, Генриетта, не тревожься.
– Но, матушка, – воскликнула она, – я же не слепая! Вы должны согласиться принять лекарей.
– Я вовсе не хочу походить на тех дам, которые начинают рыдать от легкой головной боли или порезанного пальца, – возразила я.
– Дорогая матушка, это не подлежит обсуждению. Я намерена призвать к вам лучших врачей Франции.
Мне пришлось уступить, ведь я и впрямь чувствовала себя очень плохо.
– Если бы я могла спать, – пожаловалась я. – Но сон не идет ко мне: едва моя голова касается подушки, я переношусь в прошлое – а там много такого, за что я корю себя.
180 
