В очередной раз подняв голову, чтобы глотнуть воздуха, Анна успела понять, что сейчас произойдет столкновение, — сработал радар, но отвернуть не успела. Тошнотворный удар кости о кость, лицо Анны, продолжая движение вперед, скользнуло над плечом встречного пловца, и его плечо пришлось ей в горло, руки ее бессильно взметнулись в облаке пены и солнечных зайчиков. Скатившись с твердых мужских плеч, Анна снова рухнула в море, изо рта пошли пузыри. Свет померк, она погрузилась в пучину, только ноги еще бились в мутном хаосе на поверхности воды.
И наступила тишина. Бесшумный, расслабленный покой, точка в вечности, где нет места панике. Нет паники, даже если перед мысленным взором скользнет зачем-то алебастровое лицо матери, и горящий дом, и деревянная нога Роулинсона, и монахини, и впервые осмысленная, прекрасная своей лаконичностью формула, и вращающееся колесо рулетки, и скачущий шарик из слоновой кости, и напоследок Мэри…
Чужие руки вторглись в ее подмышки, в глаза ударил нежеланный солнечный свет, воздух и вода разом, яростно хлынули в легкие. Задыхаясь и кашляя, Анна извергла жгучую, как кислота, жидкость. Она билась и сопротивлялась так, словно ее тащили не к привычной земной жизни, а куда-то в новое и неведомое. Все было слишком реально: прикосновение чьих-то губ к ее шее чуть пониже затылка, тихие слова, воспринятые не слухом, а кожей. Голова Анны бессильно запрокинулась, но движение не прекратилось, встречный пловец подхватил ее и увлекал за собой, она чувствовала под собой ровные взмахи его ног, чувствовала надежную руку, обхватившую ее поперек туловища; голубое небо, покачиваясь, плыло вослед, и ей казалось, она снова лежит в коляске в саду, в Клэпэме.
Пловец выбрался на берег и уложил Анну лицом вниз на песок. Из ее рта и носа ровными непрерывными струями текла вода. Коснувшись испачканной в песке рукой головы, девушка нащупала основательную шишку, уже набухавшую возле виска.
Смерть… дважды за один день… — пришла в голову нелепая мысль. Вот что происходит, когда покидаешь дом. Неужто мир за пределами очерченного родителями круга так опасен?
Мужской голос доносился издали, звук полый, слабый, отдающийся эхом, как будто ее голову сунули под стеклянный колпак. Тот самый голос она слышала прошлой ночью. Лицо резко очерчено, слишком тонкую кожу кости будто распирают изнутри, наверное причиняя боль. Голубые глаза, светлые волосы. Ямочка на подбородке. Загадочное лицо: и сильное, и ранимое, наивные и проницательные глаза. Непонятная грусть перехватила горло.
— Кто вы? — с трудом выговорила Анна и впервые почувствовала страх. Заморгала, опустила взгляд, вместо ямочки на подбородке увидела его небольшие соски, съежившиеся от холода.
— Карл Фосс.
Глава 12
Воскресенье, 16 июля 1944 года, Эштурил
Она очнулась на неразобранной постели. Грубоватое покрывало царапало щеку, висок горел и пульсировал, а колени, как у эмбриона, поджаты к самому подбородку. Воздух за распахнутым окном стал по-вечернему прохладным, холодил неукрытую спину. Стены комнаты окрасились в прозрачно-розовый, водянистый цвет. Перекатившись на бок, Анна уткнулась взглядом в глубокое лиловое жерло облака, наискось разрезавшего светло-голубой свод.
Что ж подушка-то промокла насквозь? В ухе застряла вода, неприятно шумит. Анна села, потрясла головой, теплая вода потекла из уха на щеку и подбородок. Свела колени, уставилась в щелку между ними, и обрывки недавнего разговора замельтешили на туманном горизонте ее разума.
— Вы немец? — пропыхтела она тогда на пляже.
— Да, я военный атташе германского посольства в Лапа.
А что, она думала, он сюда на каникулы приехал?
— Мы знакомы?
— Пока еще нет.
— Я вас где-то видела?
— Тогда я не представился, — пояснил он. — Вчера вечером я отнес вашего спутника в дом.
— Вы следили за мной?
— Ваш спутник был пьян. Было ясно, что вам понадобится помощь.
— Но я видела вас раньше… В казино, возле рулетки.
— Рулетка меня мало интересовала.
Что потом? Купальная кабинка. Пахло нагретым деревом, скрипел под ногами песок, надо поосторожнее дотрагиваться до ободранных, занозистых планок. Он… то есть Карл… он сидел снаружи на приступке, уже облачился в брюки хаки, белую рубашку без воротника и в сандалии на босу ногу. Потом они шли обратно, через рельсы, вверх по склону мимо садов. Молчали. Или разговаривали, но эти реплики пропали бесследно, память не удержала их. За руки не держались, но шли так близко друг к другу, что его рука и плечо порой почти касались ее, и Анна чувствовала, как шевелится пушок на ее коже. У садовой калитки позади казино попрощались. Ничего лучшего не придумала, как протянуть ему руку со словами: