196 
— Но вы… вы профессионал.
— Не на зарплате. Помните? Вот почему вы здесь.
— Ах да! — с облегчением подхватила она. — У нас есть дело. Я привезла вам деньги. Двадцать тысяч марок.
— Вы должны были бы узнать меня по голосу, — настаивал он.
— Вы так считаете?
— Говорят, ребенок всегда узнает голос своей матери.
— Но я не ваш ребенок, — возмутилась она, и какая-то сила сотрясла все ее тело, ей показалось, это стихийная сила, что-то снаружи, а не внутри, в ней самой не могло быть источника такой мощности. — Включите же, наконец, свет!
— А как насчет любовников? — продолжал он, словно и не расслышав ее просьбу. — На любовников это правило распространяется?
— Это ведь не одно и то же, правда? Это не кровные узы.
— Вы были когда-нибудь влюблены?
— Я не для того, всем рискуя, явилась на эту встречу, чтобы обсуждать с незнакомцем свою жизнь.
— Разумеется. Не ради этих тайн. Ради других. Гораздо более скучных.
Снова пауза.
Он стянул с лица маску, распластал ее на столе.
— А вы бы ответили на этот вопрос, заданный неизвестным человеком? — поинтересовалась она.
— Пожалуй, да.
— Вы были когда-нибудь влюблены?
— Один раз в жизни.
— В кого? — спросила она, и сердце замерло.
— В тебя, дурочка.
Она закашлялась, горло стянуло петлей. Огонек ее сигареты описал неровную дугу в темноте.
— Теперь ты меня узнала? — голос из темноты.
В ответ — тишина.
— Узнала?
— Да, — ответила она после долгой паузы. — Но я не уверена, знаю ли я себя.
— Мы изменились, — почти равнодушно согласился он. — Это нормально. Ведь так? Совершенно естественно. Я тоже давно не тот, каким был.
Эти слова прозвучали отчужденно, и Карл это почувствовал. Протянул руку, чтобы коснуться ее руки.
— Я должна видеть твое лицо, — взмолилась она.
— Ты узнаешь только половину, — предупредил он.
— Включи свет.
— С чего начнем? С хорошего или с плохого?
— В наших краях всегда просят начинать с плохих новостей.
Он повернул голову вправо, включил фонарь и оставил его лежать на столе. Призрачно и страшно проступил изуродованный профиль.
— Это — плохие новости, — прокомментировал он.
Затем повернулся к ней другой щекой, и это был Карл Фосс, почти не изменившийся за все ушедшие годы. Она коснулась его лица кончиками пальцев, нащупала выступающие под тугой кожей все такие же хрупкие косточки.
— А это, будем считать, хорошие новости, — вздохнул он. — Ту сторону поджарил русский огнемет.
— Мне сказали, что тебя расстреляли в тюрьме Плотцензее.
— Большинство из нас расстреляли, — кивнул он. — Меня тоже поставили к стенке, но в тот день стреляли холостыми. Напугали нас до смерти.
— Роуз говорил, ты был замешан в июльском заговоре.
— Был. Я был их человеком в Лиссабоне.
— И ты остался в живых?
— Меня допрашивал полковник СС Бруно Вайсс. Омерзительный тип — кажется, в сорок шестом его повесили, — но мы с ним были раньше знакомы, еще когда я служил в «Вольфшанце». У нас с ним были свои счеты.
Он запнулся, поймав на себе ее взгляд. Андреа неподвижно смотрела перед собой, и слезы беззвучно струились по ее щекам.
— Эй! — окликнул он ее. — Я здесь. Это я.
— Ты сам-то в это веришь?
— Нет. Стараюсь об этом не думать.
— Я забыла тебя.
— Забыла? Что ж, неудивительно. Тебе что-то сказали, две-три фразы, меньше, два коротких слова? Фосса расстреляли. Вот и все. Но это не так.
— Да, Роуз сказал мне. Он сказал: «Кстати, мы получили сведения о Фоссе. Не слишком обнадеживающие. Согласно нашим источникам, он был расстрелян в пятницу на рассвете в тюрьме Плотцензее, и с ним еще семь человек». Вот что он сказал. Слово в слово.
— Роуза я не перевариваю, но в данном случае он точен. Разведка поработала на славу. Именно в пятницу. Верно. И вывели нас восьмерых. Вывели и расстреляли… холостыми патронами.
— Эта ложь…
— Не совсем ложь. Неполная правда, только и всего. Правды он, вероятно, сам не знал, а если б и знал, решил бы, что так будет проще для тебя. Ты была так молода. Ты быстро оправилась.
— Нет! — поспешно перебила она. — Это было невыносимо, это было хуже всего. Если б я знала, что ты где-то есть, даже если мы не можем встретиться, не можем быть вместе, все равно оставалась бы надежда. А так весь мой запас слов сводился к одному: никогда, никогда, никогда!
196 
