– Это только кажется таким страшным, – говорил он. – Вскоре ты привыкнешь. Я слышал, что у Наваррского много любовниц. Возможно, они находят его не лишенным обаяния.
– Они не принцессы, их наверняка привлекло его королевское происхождение.
– Я кое-что о нем знаю. Он не только ветреный, но и довольно легкого нрава. Думаю, если ты не будешь вмешиваться в его дела, то и он не станет вмешиваться в твои.
Марго, однако, продолжала страдать по Гизу, временами перед ее глазами возникали картины, как он занимается любовью со своей женой, и тогда она не могла успокоиться.
– Ненавижу Наварру, – заявила она. – А Генрих мне не понравился сразу, как только я увидела его черные глазки навыкате и то, как он пытался произвести впечатление на нашего отца своим кривлянием. Он лживый, грубиян, а самое главное – грязнуля. Я буду сопротивляться этому браку изо всех сил.
Алансон вздохнул. Марго могла сопротивляться, могла кричать, но по-настоящему воспротивиться воле матери невозможно.
Вскоре ко французскому двору прибыла Жанна Наваррская, мать предполагаемого жениха. Двор находился в Блуа, но Екатерина выехала из него в Тур, чтобы встретить Жанну на полпути и тем самым показать, как она рада ее приезду.
– Теперь, – горячо воскликнула Екатерина, обнимая Жанну, – мы можем уладить все, что должно быть улажено, и, к радости французов, придем к согласию.
Жанна была полна подозрений, но позволила втянуть себя в переговоры. Она приехала с дочерью Екатериной и с удовольствием сравнивала ее, юную красавицу, с раскрашенными придворными дамами. Маргарита, несмотря на нежелание выходить замуж за Генриха, тем не менее тепло приветствовала будущую свекровь и тем тронула сердце Жанны. Но и эта принцесса тоже красилась так, что королева гугенотов поначалу содрогнулась. Но Марго, в золотистом платье, увешанная драгоценными каменьями, выглядела так эффектно и держалась так мило, что в конце концов Жанне понравилась.
Однако чутье подсказывало ей, что надо держаться настороже. Доверять этим людям нельзя. Их страстные заверения в дружеских чувствах пропитаны фальшью. Жанна не могла забыть, что именно усилиями королевы-матери Екатерины Медичи был отвращен от выполнения супружеского долга ее Антуан, к которому она подослала одну из своих подручных шлюх. А теперь эта женщина изо всех сил пыталась уверить ее в своем расположении. Каждый день Екатерина интересовалась, когда же приедет ко двору жених. Разве Жанна не знает, как все жаждут увидеть этого симпатичного молодого человека, как ждет встречи с ним невеста?
Нет, все это неспроста, и доверять всем этим заверениям в дружбе невозможно. Генриху нельзя приезжать сюда, пока все не будет обговорено и улажено. И даже тогда его должны будут окружать верные друзья.
Двор между тем перебрался в Париж. Королева Наваррская была в нем почетной гостьей. Екатерина постоянно искала способа продемонстрировать ей свои дружеские чувства: ее портной начал шить для Жанны наряды, она предложила ей посетить Рене – своего парфюмера и перчаточника. Тот должен был сшить для нее перчатки – такие же элегантные, как у королевы-матери.
Жанна побывала у Рене, а когда вернулась в особняк де Конде, который стал ее домом в Париже, почувствовала острую боль. Она промучилась несколько дней и ночей.
Затем по Парижу прокатилась скорбная весть. Королева Наваррская скончалась.
Шел июнь 1572 года.
Глава 4
КРОВАВАЯ СВАДЬБА
Генриху не хотелось уезжать из Беарна, где он быстро нашел новую любовницу. Она казалась ему красивее всех предыдущих, и он объявил, что никогда больше не покинет родные края. Повидал он и Флоретту с ребенком, которая очень им гордилась. Мальчик с темными глазками радостно вскрикивал, когда Генрих подбрасывал его к потолку. Флоретта сделала реверанс, понимая, что юноша, с которым она некогда лежала в цветущем саду, стал другим, она больше не может претендовать на все его внимание. Флоретта смирилась с этим, потому что разве не был всегда рядом знак их близости – ее сын? Разве ей и семье ее отца, садовника, не оказывалось особого рода уважение? И его будет еще больше, когда ребенок подрастет, потому что Генрих очень любил детей, а своего собственного станет любить еще больше.
В эти жаркие летние дни Генриху было приятно думать, что его строгие наставники, Колиньи и мать, находятся далеко в Париже и Блуа, вместе со двором. И что его может тревожить, если сам он в Беарне?