64 
Я поблагодарила всех, потом поднялась в свою старую комнату вместе с Фанни — чтобы обсудить, что она должна привезти мне в Корнуолл, куда она собиралась через пару дней после моего отъезда.
Я попыталась быть максимально практичной.
— Большинство вещей я оставлю, — сказала я. — Во время медового месяца мы будем в Париже, и я намерена купить там кое-какую одежду. Так что тебе не придется везти много, Фанни.
— Ваши книги и любимые безделушки, — заявила она.
Я уже думала о них. Мой альбом с открытками; письма, которые я всегда хранила; коробка, украшенная раковинами, где я держала иголки и пуговицы; музыкальная шкатулка, игравшая «Уиддикобскую ярмарку», — Уильям Листер привез ее мне, когда проводил свой краткий отпуск в деревне в Девоне; нитка жемчуга — отец всегда дарил его мне на Рождество (о моих днях рождения он предпочитал забывать), и год за годом ожерелье становилось длиннее. Я никогда не любила это украшение, хотя сейчас, глядя на превосходной формы жемчужины густого кремового цвета, на сверкающий бриллиант застежки, поняла, что оно прекрасно и, вероятно, очень дорого стоит. Но для меня в нем воплотилось безразличие отца. Обычай требовал, чтобы он дарил мне что-то, и он выбрал жемчуг, который стоил неизмеримо больше, чем те безделушки, которыми радовала меля Фанни, однако он и вполовину не был мне так дорог.
В который раз я осознала, скольким я обязана Фанни, которая понимала, как может чувствовать себя ребенок, который рождественским утром заглядывает в чулок и обнаруживает, что он пуст. Она рассказывала мне рождественские сказки; она покупала все эти апельсины, орехи, коробочки с помадкой, хлопушки ценой в пенни и этих шестипенсовых кукол. Именно Фанни озаряла радостью праздник; она бродила между ларьками рынка, выискивая яркие и блестящие вещички, которые мне понравятся, а мой отец в устеленном толстыми коврами ювелирном магазине выбирал жемчужины, чтобы добавить их к моему ожерелью, которое одновременно было неплохим помещением капитала.
Я выложила на кровать несколько вещичек: музыкальную шкатулку от Уильяма Листера, свои книги — да, их нужно перевезти, все до одной, потому что они помогали мне забыться. «Элиза Динсмор», «Непонимание», «Этот огромный, огромный мир», «Загляни за кулисы», «Корзина цветов» — истории детей, чьи судьбы складывались так же несчастливо, как и моя собственная; «Маленькая леди» (сколько раз я представляла себя членом этой чудесной семьи, играя роли то Мэг, то Джо, то Бесс, то Эми — всех по очереди). «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Истории о терпении и триумфе. Я ни за что не расстанусь с ними. Фанни смотрела на меня.
— Ну, уж это вы взять не захотите.
Она указала на картонную сцену с фигурками, раскрашенную дешевыми красками.
— Фанни, — сказала я, — я помню, как я в первый раз ее увидела. Это было…просто чудо. В шесть часов утра на Рождество.
— Вы любили рано просыпаться. Я обычно лежала и прислушивалась. Я-то просыпалась в пять утра. А вы обычно вставали с кровати, когда было еще темно.
— Да, и на ощупь искала чулок; а потом тащила его в кровать и лежала, гадая, что там. Я всегда себе говорила, что не должна развязывать его, пока на небе не появится первый луч, потому что, если я это сделаю, он исчезнет и все окажется только сном.
— Ох уж эти ваши фантазии!
— Если бы не ты, Фанни, у меня бы не было чулка с подарками.
— О, нашлись бы другие, кто присмотрел бы за этим.
— Вряд ли. То были самые лучшие утра в году. Я помню, как просыпалась неделей позже и испытывала ужасное разочарование, потому что было уже не Рождество, а до следующего ждать еще пятьдесят одну неделю.
— Детка! — воскликнула Фанни, нежно улыбаясь.
Внезапно я бросилась ей в объятия.
— О, Фанни, дорогая Фанни, мы всегда будем вместе.
И она отозвалась с воинственной пылкостью:
— Поклянитесь, что так и будет, мисс. Хотела бы я посмотреть на того, кто разлучит меня с вами.
Я отпустила ее и присела на кровать.
— Я буду рада расстаться навсегда с этим домом. Не знаю, вряд ли была хоть когда-нибудь по-настоящему счастливой, не считая Рождества и времени, проведенного с тобой. Помнишь, как мы ходили на рынок — бросали жребий у пирожника и покупали горячие каштаны?
— Вы всегда любили рынки, мисс.
— Они казались мне такими восхитительными и яркими, и все эти люди, которые так заботились о том, чтобы продать свой товар… они были бедны, а я — богата… но я им завидовала, Фанни.
64 
