62 
— И лодка переворачивается, и невесту несут к берегу гигантские волны, но венчаться уже поздно…
— Кстати, я вспомнил… — прервал меня Бевил. — Ты еще не сказала мне, что согласна.
— Согласна… на что?
Он недоверчиво посмотрел на меня; а потом опустился на колени и, взяв меня за руку, произнес:
— Мадам, если вы выйдете за меня замуж, я подарю вам ключи от рая…
— Для начала хотя бы — ключи от Менфреи, — важно ответила я.
Бевил вскочил и, смеясь, обнял меня.
— Хэрриет, знаешь, за что я тебя люблю? Ты меня изумляешь. Именно это мне и нравится. Я люблю неожиданности чуть ли не больше всего на свете. А теперь я хочу, чтобы ты сказала, что любишь меня, что ты меня обожаешь и хочешь стать моей женой так же сильно — ибо сильнее хотеть нельзя, — как я хочу стать твоим мужем.
— Вы сделали мне замечательное предложение, Бевил, — заметила я, — хотя и выразили его несколько легкомысленно.
— Моя дорогая, это потому, что чувства мои слишком глубоки. По-настоящему, я должен стоять на коленях и говорить тебе, как сильно я этого хочу… как я всегда этого хотел… и что на свете нет и не будет никого, кого я любил бы так, как люблю тебя. Дорогая, дорогая Хэрриет, ты принадлежишь нам… ты принадлежишь Менфрее. И всегда все считали, что мы будем жить там вместе. Ты согласна, правда?
— Я люблю тебя, Бевил. Я не смогла бы отказаться, даже если бы хотела, ибо я не скрывала своих чувств в прошлом и не скрываю теперь. Но ты…
— А что я? Разве я не сказал все сейчас ясно?
— Ты говоришь, что любишь меня, но на самом деле так, конечно, было не всегда. Не мог же ты полюбить обычную девочку, да еще хромую, изрядную брюзгу и с ужасными манерами?
Бевил поцеловал меня в губы. С каким очарованием он делал все то, о чем только и мечтает влюбленная девушка, которая отказывается признаться себе, что такая ловкость появляется исключительно благодаря обширной практике.
— Интересная девочка, поразительная девочка, которая почему-то вбила себе в голову, что она хуже других детей, — просто потому, что не была похожа на куклу. Я не люблю кукол, Хэрриет, но обожаю одну живую, искреннюю, молодую леди, на которой я намерен жениться, согласна она на это или пет.
— Ты что, похитишь меня?
— Именно. Это — в традициях нашей семьи.
— Хорошая основа для будущего брака.
— Один из примеров — непосредственно перед тобой.
Так ли? Да, леди Менфрей наслаждалась своим тихим счастьем. Но что она вынесла в те годы, когда интриги сэра Энделиона с другими женщинами обсуждались по всей округе? И полагал ли Бевил такой брак удачным? Возможно, для него в порядке вещей, что муж изменяет, а жена — терпит.
«Нет, — подумала я, — со мной этот номер не пройдет. Я не стану еще одной леди Менфрей». Но я была слишком довольна настоящим, чтобы чересчур беспокоиться о будущем.
— Тебе нет необходимости похищать меня, — сказала я. — Так незачем говорить об этом. Лучше приведи мне разумные доводы, почему ты решил на мне жениться.
Бевил склонил голову набок и посмотрел на меня с насмешливой серьезностью. Я подумала: мы всегда сможем смеяться вместе. На этом строилась и моя дружба с Гвеннан — наши души были настроены в унисон. Я мельком подумала о Гвеннан, сбежавшей накануне собственной свадьбы, и услышала опять голос Фанни, мрачно возвещавший, что Менфреям нельзя доверять.
— Поскольку ты — дочь члена парламента, ты будешь хорошей женой для члена парламента.
— Весьма здравое соображение.
— А почему бы мне не проявить здравомыслие? К выбору жены следует подходить очень тщательно. Значительно более тщательно, нежели к выбору своего депутата. Депутата через пять лет можно переизбрать. А с женой тебе придется оставаться всю жизнь. Так что дочь парламентария — это наилучшая жена для начинающего парламентария, особенно если он баллотируется от того же округа.
— И ты надеешься, что я буду помогать тебе на выборах, а в промежутках пестовать округ?
— Ну, разумеется. Ты будешь просто восхитительна.
И тут я почувствовала, что у меня на глаза навернулись слезы, которые я не в силах удержать. Мне было очень стыдно — Бевил никогда раньше не видел, как я плачу. Я и сама не могла вспомнить, когда я плакала в последний раз.
Он чуть отстранился, и такая непередаваемая нежность сквозила в каждом его движении, когда он вытащил носовой платок и принялся вытирать мне слезы.
— Невообразимо! — воскликнул он. — Слезы!
62 
