Прибыв на место, тихонько пробрался к ее почтовому ящику. Он скучал без нее.
На обратном пути комиссар был почти уверен, что его квартира уже полыхает ярким пламенем, и эта мысль придавала ему буддийскую веселость. Но все было в порядке. Пришлось лишь подлить вина — в мясо и себе в глотку.
Потом он позвонил и сказал ей, чтобы она заглянула в почтовый ящик. И что почтовую марку она может взять себе. Ее голос звучал совсем молодо, так она обрадовалась.
Потом он принял две таблетки аспирина и выкурил, да, выкурил сигарету. Он купил себе легкие «Давидофф» и еще резервную пачку «Плейерс».
Он вытащил из-за полки складной стол, взял белую скатерть своей умершей тетки и остановил выбор на английской посуде, которую после смерти его жены все та же тетка упорно дарила ему много лет к каждому празднику. Сегодня он впервые ею воспользуется. Льняных салфеток нашлась только пара. Со вздохом он остановил свой выбор на бумажных, с новогодним рисунком. Чего еще не хватает? Свечей? Так, теперь все в порядке. Внезапно он рассердился на себя.
— Ты принимаешь у себя троих более или менее непритязательных полицейских и одну черствую турчанку, а не Изабеллу Аджани…
Он выпил холодный растворимый кофе, помешав его пальцем, и стащил большой кусок шоколада из потайного ящика в платяном шкафу.
Зазвонил домофон. Тойер нажал на кнопку, не спрашивая.
Через считанные секунды Штерн в спринтерском темпе одолел последний из лестничных маршей.
— Алло, шеф!
— Привет, Вернер!
Его подчиненный, как само собой разумеющееся, прошел в гостиную и открыл также дверь примыкающей спальни. Удивленный Тойер проследовал за ним.
— Извини, я всегда ужасно любопытен.
Старший гаупткомиссар засмеялся:
— Скажи-ка, парень, ты перешел со мной на «ты»?
— Господи! — Штерн переменился в лице. — Господи, нет!
— Брось, сегодня мы будем на «ты». Все-таки кое-чего добились вместе.
Новый звонок. Тойер пошел к двери.
Лейдиг танцующей походкой взлетел по ступенькам и явился точно в назначенное время, следом за ним, пыхтя, притащился Хафнер.
— Даже тренированный спортсмен сбивается с дыхания, когда печенка забирает девяносто процентов энергии тела. — Лейдиг хихикнул, развеселившись от собственной злой шутки, но Хафнер его даже не слышал.
— Входите. Господи, Томас, что ты принес? — Искренне тронутый Иоганнес Тойер взял первый букет цветов за много лет, подсолнечники с добавлением каких-то веточек. — Боже, Хафнер, какие красивые…
Несколько минут все были заняты поисками вазы, хозяин при этом с огромной теплотой думал об этом неприятном, беспутном, безвольном Хафнере. Когда цветы, наконец, нашли свое место на подоконнике в гостиной, даже Лейдиг признал, что они «супер». Явно ошеломленный ярким подарком коллеги, он почти с неохотой вытащил из внутреннего кармана блейзера маленькую упаковку и, немного робея, отдал Тойеру. Тот даже не мог объяснить свое нараставшее волнение.
— Ах, — только и мог он сказать, разрывая неловкими пальцами красную бумагу. — Криминальный роман Фридриха Глаузера «Матто правит бал». Насколько я помню, «матто» по-итальянски означает «безумец». Не читал. Спасибо тебе, Симон.
— Просто мы все так обрадовались, что вы нас пригласили, — прокаркал Хафнер между двумя глубочайшими сигаретными затяжками.
Оделся он ужасно, отметил про себя Тойер. Хафнер был в горчичном пиджаке, светло-коричневой рубашке с маленьким вышитым всадником родео на нагрудном кармане, дешевых потертых джинсах с ремнем, усыпанном заклепками, и в ковбойских сапогах. Лейдиг в отличие от него опять выглядел так, словно явился на конфирмацию: серые брюки, коричневые ботинки, синеватый пиджак, не хватало лишь неумело повязанного галстука и букетика в петлице. Штерн, стоявший чуть в стороне — гости еще расхаживали по гостиной, — был одет, напротив, по-будничному: парусиновая обувь, джинсы, серый тесноватый пуловер.
— Мы все выглядим ужасно, — пробормотал Тойер; к счастью, никто не слышал его слов. Помимо джинсовой рубашки и таких же брюк на нем были клетчатые тапочки и фартук, который он в припадке скверного настроения заказал по Западногерманскому радио. Громко же он сказал: — Что же мы стоим? Присаживайтесь, а я сейчас принесу вина.
Он похвалил себя за то, что не стал экономить и сделал в лавке «Вейн-Окс» достаточный запас. Две бутылки ушли на мясо, одна… хм… испарилась, но для их гулянки оставалось еще десять загадочно мерцавщих пузырей. Он откупорил сразу две бутылки.