82 
Он был так счастлив, и все его счастье заключалось в ней, говорил он Дороти.
Для него это было счастьем, а для нее? Никогда прежде она не чувствовала себя так уверенно. С ней никогда не обращались так великодушно и благородно, ее никогда так не любили. Любовь принца была щедрой, восторженной и доставляла ей радость. Впервые в жизни она могла не думать о деньгах, она чувствовала себя свободной, беззаботной, и на душе было легко, как никогда раньше. Как бы там ни было, пусть это все скоро кончится, но она узнала романтическую любовь, именно так называл герцог чувство, которое к ней испытывал.
— Я счастлива, — говорила она Эстер, — в самом деле, счастлива... впервые в жизни.
Восторгу прессы не было границ. Королевские сыновья постоянно давали ей поводы для этого. Не успевал затихнуть один скандал, как уже назревал следующий. Связь принца Уэльского с миссис Фицгерберт в течение длительного времени оставалась самой волнующей темой, ибо важный вопрос — женится он на ней или нет — так и не получил окончательного ответа. Но это вовсе не означало, что у прессы не оставалось сил для пристального внимания к герцогу Кларенсу и его актрисе.
«Комическая звезда Олд-Друри оставила своего бывшего сожителя ради прелестей Ройал-лодж, куда маленького Пикля приглашали очень долго», — гласила одна заметка, в другой можно было прочесть следующее: «Популярная комическая актриса, если верить слухам, приняла решение вверить себя заботам известного моряка, бросившего якорь перед ней в Ричмонде прошлым летом».
Пусть пишут. Какое это имеет значение? Они всегда либо аплодируют ей, либо поносят. Актриса вынуждена с этим смириться. Как только она покидает поле брани — сцену, она становится мишенью для выстрелов. Она давно это поняла.
Принц Уэльский принял приглашение брата и заехал в Питерсгем-лодж по дороге в Виндзор. Дороти очень волновалась: играть перед этим королевским отпрыском на сцене — это одно дело, совсем другое — принимать его в качестве гостя в доме, где она сама недавно стала хозяйкой. Однако очень быстро она успокоилась.
— Георг, позволь мне представить тебе мою дорогую Дору.
Он поклонился — знаменитый поклон, про который говорили, что он самый изысканный в мире, взгляд полон восхищения.
— Вы еще прекраснее, чем можно было представить со слов Уильяма, — сказал он.
— Ваше Высочество...
— Пожалуйста, не надо. Теперь мы брат и сестра. Уильям хотел бы этого. Не так ли, брат?
Уильям, преисполненный любви и доброты, сказал, что чувствует себя счастливейшим человеком, видя, что два самых дорогих ему существа понравились друг другу.
— Нет, — сказал он, — я не думаю, что может быть по-другому.
Два таких прекрасных, очаровательных человека!
— Вы знаете, Дора, это именно Георг научил меня, как следует себя вести. Без него я никогда бы не смог завоевать вас.
— Тогда нам обоим следует благодарить Его Высочество.
— Вы льстите мне... оба, — весело сказал принц Уэльский. — Но я вас прощаю, потому что мне очень приятно видеть двух таких счастливых людей, влюбленных друг в друга. Так же, как и мы с моей дорогой Марией, с которой вы скоро познакомитесь.
Глаза принца наполнились сентиментальными слезами.
Дороти была очень удивлена, так как до нее доходили слухи о его связи с миссис Круш, которая была артисткой и одно время играла в Друри-Лейн. Она хвасталась, что принц Уэльский подарил ей дом на Беркли-сквер и драгоценностей на пять тысяч фунтов. Ходили также и разговоры о том, что миссис Фицгерберт вне себя от всего этого и пригрозила принцу оставить его, если он не одумается, и интрига прекратилась. Даже теперь сплетничали о его связи с леди Джерси, которая, поговаривали, завлекла его очень необычным способом. Она то приближала принца, то отталкивала, используя оба своих оружия — чувственность и злобность. Между нею и Марией Фицгерберт не было решительно ничего общего, напротив, они отличались друг от друга так, как только могут отличаться две женщины.
Помня обо всем этом и видя, как относится Уильям к своему старшему брату, Дороти испытывала неловкость и страх, как бы он не решил брать с Георга пример.
Однако сейчас принц Уэльский решил быть неотразимым, он чувствовал себя вполне непринужденно и беседовал с Дороти о театре, пьесах и драматургах, демонстрируя немалые познания в этой области. Он говорил о том, как ему нравится ее голос, и попросил спеть для него, и она доставила удовольствие им обоим исполнением песни, которую часто пела после «Испорченного ребенка», песни, в которой были слова о девушке, мечтающей только о любви моряка.
82 
