111 
Я никак не пойму: что рассердило тебя и заставило ехать на вокзал в 2 часа? Помню, что ты злился и на меня и на Николку… На меня, главным образом, за то, что я оторвал угол у конверта, в к<ото>ром находилось письмо к Елене Мих<айловне> * . Я порвал угол, потому что считал это письмо юмористическим и не предполагал, что ты можешь писать Елене Мих<айловне> о чем-либо важном… Так как это письмо было написано тобою в пьяном виде, то я не послал его по адресу, а изорвал. Если это тебе не нравится, то напиши ей другое, хотя, полагаю, писать ей решительно не о чем.
Впечатление на всю усадьбу ты произвел самое хорошее, и все, в особенности девицы, боятся, что тебе дача не понравилась и что ты уехал с нехорошим чувством. Елена Мих<айловна> считает тебя человеком необыкновенным, в чем я не разуверяю ее. Все кланяются тебе и просят извинения… За что? Уезжая, ты сказал Егору Мих<айловичу> (Жоржу):
— Скажите, что я доволен только вами и Иваненкой, все же остальные и проч…
Я заранее извинил их от твоего имени, не дожидаясь твоего позволения.
Напрасно ты уехал * , напрасно злился и напрасно сидел на вокзале 2 часа… Глупо также сделаешь, если не приедешь к нам еще раз в августе или в начале сентября. Если приедешь, то дорожные расходы пополам, только не злись попусту и не ругай Николку, к<ото>рый имел в ту ночь очень беспомощный вид. Мне сдается, что вместе с тобою уезжала для него и надежда уехать в скором времени из Сумского уезда.
У меня муть в голове. Пишу почти машинально. Будь здрав и пиши.
Настоящий.
Марья тебе кланяется. Она сердится на себя, что не осталась поглядеть магнетический сеанс.
Высылай гонорар. 174 руб. *
Плещееву А. Н., 11 июня 1888
450. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *
11 июня 1888 г. Ворожба.
Пьем Ваше здоровье целуем. Елена. Антонина. Мария. Наталья. Павел. Жоржинька. Дмитрий. Антонио. Иван.
Плещееву А. Н., 12 июня 1888
451. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *
12 июня 1888 г. Сумы.
Троица.
Во-первых, милый и дорогой Алексей Николаевич, большое и сердечное спасибо Вам за то, что побывали у меня; искренно Вам говорю, что 3 недели, проведенные мною на Луке в Вашем незаменимом обществе, составляют одну из лучших и интереснейших страничек моей биографии. Во-вторых, Вы не можете себе представить, как мне досадно, что Вы уехали, и как все мы стали грустны и кислы, когда посадили Вас в вагон. Дамы едва удерживались от слез, а я мысленно дал небу обет, что и на будущий год постараюсь увлечь Вас в обетованную землю.
Едва Вы уехали, как мы вернулись на вокзал и выпили еще один кувшин крюшону за Ваше здоровье. Напившись, мы послали телеграмму * и только через 2–3 часа после этого сообразили, что она, т. е. телеграмма, обеспокоит Вас. Я думаю, что она Вас разбудила.
Обратный путь из Ворожбы совершали мы в 3 классе: шумели, галдели и слушали, как пели в вагоне хохлы. Дома мы еще раз выпили за Ваше здоровье и уснули с грустной мыслью, что завтра мы уже не увидим Вас. Даже Цензура * пила — это что-нибудь да значит!
Сегодня в Сумах ярмарка. Купил я две свистульки, 8 никому не нужных ложек, 4 чашечки, пахнущие лаком, и серьги за 10 коп., к<ото>рые подарил уважаемому товарищу * . Купил, между прочим, и портсигар с девицей за 15 коп.
Наняли четверку лошадей, чтобы ехать завтра к Смагиным и в Сорочинцы. У Смагиных я напишу Вам письмо.
Все Чеховы и Линтваревы шлют Вам привет. Симпатичный Жук, добродушный Барбос, фатоватый Пулька и ingénue Розка здравствуют и по-прежнему хватают свиней за уши и лезут к нам в столовую.
Артеменко поймал сегодня щуку, а я вынул из вентерей 6 карасей.
Едем мы завтра в громаднейшей дедовской коляске, в той самой, которая перешла в наследство Линтваревым от тетушки Ивана Федорыча Шпоньки.
Ну, будьте здоровы, покойны, счастливы и не забывайте нас многогрешных.
Почтение всем Вашим.
Ложусь спать.
Ваш А. Чехов.
Прекрасная ночь. На небе ни облачка, а луна светит во всю ивановскую.
Лейкину Н. А., 21 июня 1888
452. Н. А. ЛЕЙКИНУ *
21 июня 1888 г. Сумы.
111 
