Особенно,... 
91 
Почувствовав, как один из маминых пакетов впивается под лопатку, Розалин поправила сумку, как будто так можно было освободиться от гораздо большего груза и отвратительного сознания собственной вины. Вина обвила ее плечи и шею огромным осьминогом, чьи щупальца росли из каждой частички ее мира. Запрещает церковь. Собственное воспитание. В детстве сама шушукалась с подружками, хихикала и сторонилась этой темы. Сама мечтала о муже, о свадьбе, о семье. И продолжает жить не так, как все.
День за днем Розалин развлекалась, слушала лекции, сдавала экзамены, посещала семинары и не задумывалась о том, что впереди у таких, как она. А если и случалось ей размышлять о будущем, то проекты эти напоминали Розалин собственные детские мечты отправиться в Индию, стать учительницей, приносить пользу и посвятить себя служению народу.
Грезить об Индии Розалин перестала в один прекрасный день пять лет назад, когда учительница биологии пригласила ее к себе на чай в свой домик на берегу Темзы и посреди пирожных, булочек, сливочного варенца и клубничного джема погрузила Розалин в таинственную, томную и насыщенную сласть. Там, в постели, Розалин сначала вся затрепетала от ужаса, горячей волной подкатившего к сердцу. Но вместе с шепотом, поцелуями, прикосновениями и ласками женщины ее ужас вскоре уступил место подъему, после которого тело приготовилось к самому острому из наслаждений. Розалин скользила по острому краю боли и блаженства. А когда блаженство взяло верх, ее затопила волна радости.
С тех пор в жизни Розалин не было ни одного мужчины. И ни один мужчина не относился к ней с такой любовью и нежностью, как Мелинда. Поэтому просьба подруги поговорить с родителями звучала резонно: не прятаться больше и не бояться, а с гордостью им открыться.
— Лесбиянка, — повторяла Мелинда, тщательно выговаривая каждый звук, — лесбиянка, лесбиянка. Не путай с лепрой.
Однажды ночью Розалин пообещала. Последствием обещания явились бесконечные тридцать два часа дома в Оксфорде. А сейчас она выдохлась.
Розалин остановилась у входной двери, шаря по карманам в поисках ключа. Наступило время обеда — она еще ничего не ела, — в голове внезапно мелькнула мысль одеться в университетскую форму и присоединиться к остальным за обедом, но Розалин тут же отказалась от этой идеи. Не хочется ни говорить ни с кем, ни видеться.
Поэтому, открыв дверь, Розалин еще сильнее упала духом. По комнате ходила Мелинда. Она была свежей и отдохнувшей, густые свежевымытые пшеничные волосы окаймляли ее лицо ореолом естественных завитков. Розалин сразу же обратила внимание, что Мелинда не в своих обычных ботинках, юбке, свитере и шарфе. Она была в белом: шерстяные брюки, свитер с капюшоном и длинное тонкое пальто до пят. Она выглядела так, словно собиралась на праздник. Или даже на свадьбу.
— Вернулась, — произнесла Мелинда, подошла к Розалин, схватила ее за руку и поцеловала в щеку, — как все прошло? У мамы апоплексический удар? А папа беспомощно хватался за сердце? Они визжали лесбиянка или ограничились извращенкой? Ну же. Рассказывай. Как все прошло?
Розалин сбросила сумку на пол. Она чувствовала, что в голове стучит, и не могла вспомнить, когда это началось.
— Все прошло.
— Неужели? Никаких истерик? Никаких «как ты могла, ведь мы твои родители»? Никаких горьких упреков? Никаких вопросов, а что скажут тетушка и бабуля?
Розалин хотела забыть мамино лицо, которое вдруг потемнело и осунулось. Забыть грусть в глазах отца. Но больше всего она хотела не испытывать чувства вины и забыть, что родители пытаются ее понять и бьют тем самым еще больнее.
—Представляю, что у вас там было, — всезнающе улыбнулась Мелинда, — рыдания, скрежет зубов, оскорбленные взгляды, не говоря уж об обещаниях вечных мук и проклятий. Что еще могут сказать типичные мещане? Милая моя, бедная, они били тебя?
Свою семью Мелинда поставила перед фактом, когда ей исполнилось семнадцать, привычным небрежным тоном а-ля делайте-что-хотите за рождественским ужином где-то между печеньем и пудингом. Розалин часто слушала этот рассказ. «Да, кстати о птичках, я лесбиянка, если кому-то интересно».
Интереса не проявил никто. Но у Мелинды особая семья. Ей не понять, что значит быть единственным ребенком, чьи родители мечтают о зяте и внуках, чтобы хрупкая веточка их фамилии еще чуть-чуть выросла, сделала еще шаг в будущее.
— Мамочка, наверное, давила на психику всеми известными способами. И теперь ты чувствуешь себя виноватой. Я учила тебя, что отвечать, если она выдаст «а как же мы?», помнишь? И если ты все правильно сделала, она…
91 
