129 
Совершая дипломатическое турне по землям Северной Африки, он — без какой-либо особой цели — заезжает в Карфаген и обнаруживает, что после сокрушительного поражения в войне этот город не только не впал в нищету и разруху, но еще и расцвел, окреп, возродил все свое былое величие, как и подобает побежденному, о чем свидетельствует вся История человечества, в частности возрождение Германии после поражения во Второй мировой войне.
Оратор-ростовщик и непоколебимый борец с чужой роскошью буквально заболевает от неправедного гнева и спешит в Рим, где излагает все увиденное на заседании сената, для пущей наглядности вывалив на пол груду роскошных ливийских фиников и заметив, что эти плоды растут всего лишь в трех днях плавания от Рима. На этом заседании, как и на целом ряде последующих, Катон не уставал повторять одну и ту же фразу, ставшую впоследствии крылатой: «Карфаген должен быть разрушен!» («Carthaginen esse deledam»).
Трудно сказать, что более повлияло на решение сената — эта фраза, финики или ненависть к чужому процветанию, но вскоре началась третья Пуническая война.
Три долгих года карфагеняне героически обороняли (да, только оборона имеет право именоваться героической!) свой родной город, терпя все мыслимые и немыслимые лишения. Небольшая, но характерная деталь: карфагенские женщины остригли свои длинные волосы и сплели из них канаты для метательных машин.
К исходу третьего года обороны карфагеняне окончательно ослабели от голода и болезней, что позволило римлянам ворваться в город, где вспыхнули пожары и ожесточенные уличные бои, продолжавшиеся целую неделю.
По постановлению сената Карфаген был стерт с лица земли, а пятьдесят тысяч оставшихся в живых его граждан были проданы в рабство.
И последний штрих к биографии Катона Старшего: он изгнал из Рима всех философов, объявив их врагами общественного спокойствия. Что ж, ощущение несовместимости всегда порождало тревогу, а тревога — агрессию…
Ну, чего-чего, а вот агрессии не занимать было римлянам, среди которых Катон Старший был в достаточной мере собирательным образом. После уничтожения Карфагена они двинулись на восток, буквально растоптав Сирийское царство, а затем — на Балканы, где, следуя своему классическому принципу «Разделяй и властвуй», стравили македонян и греков, а затем разгромили и первых, и вторых.
Римские войны и нещадная эксплуатация провинций привели к стремительному росту числа рабов, которым, естественно, нужно было найти эффективное применение. В отличие от Древнего Востока и Греции огромное число римских рабов было занято в сельском хозяйстве. Десятки тысяч рабов трудились на серебряных рудниках, на строительстве дорог и сооружений, на галерах, на верфях, в мастерских.
Определенной части рабов была предопределена стезя гладиаторов, сражавшихся на потеху публике между собой и дикими зверями.
То, что интерес народных масс к тому или иному зрелищу прямо пропорционален его непристойности или жестокости, было давно подмечено сильными мира сего и так же давно они стали вовсю эксплуатировать этот интерес в своих политических целях.
Если греческие трагедии ставились, в основном, для царей и узкого круга интеллектуалов, а народ при этом едва ли понимал и тем более разделял переживания условных героев, то в Риме зрелища были подлинно народными, соответствующими печально известному лозунгу: «Искусство принадлежит народу».
Любое зрелище оказывает на своих зрителей воздействие воспитательного характера, и римские в этом плане отнюдь не были исключением из общего правила, скорее напротив.
Рим постоянно вел завоевательные войны, а для войн, естественно, нужны солдаты, и чем более они будут жестокими, агрессивными и не ведающими угрызений совести по поводу проливаемой ими крови, тем лучше.
Римские кровавые зрелища — гладиаторские бои, травля людей и зверей, массовые казни — призваны были сломать предохранительные барьеры личности и превратить ее в зверя с установкой на нерассуждающую агрессию.
КСТАТИ:
Когда животные видят, как убивают их собратьев, они испытывают непреодолимый ужас. Обратная реакция человека на подобные обстоятельства — одна из основных черт, отличающих его от животных. Увы…
Римские удовольствия не исчерпывались боями гладиаторов. В числе весьма популярных явлений культурной жизни того времени следует отметить театральные и балетные представления, пронизанные воинствующей эротикой и являвшиеся, по сути, не более чем антуражем к совершенно безобразным оргиям.
129 
