212 
— Ты рассуждаешь, как глупец! — закричал Кастинагис.
Роджер тоже хотел что-то крикнуть, но сил у парня не было. Он бормотал какие-то бессвязные слова, потом вдруг вскинул вверх руки и застонал. Ноги у Роджера подкосились, и он с рыданиями упал на колени. Оба монаха бросились к нему.
— Я позабочусь о том, чтобы ей там было хорошо, — пообещал настоятель Браумин.
— Ты останешься с нами. Со своими друзьями, — добавил Кастинагис.
Роджер задумался. Перед ним встало лицо его любимой. Дейнси, его дорогая Дейнси, женщина, которую он искренне любил, сейчас лежала, дрожа в лихорадке, и звала его.
Роджер Не-Запрешь ни за что не оставит ее одну.
— Нет! — прорычал Роджер и стал упрямо подыматься на ноги. — Если вы не можете мне помочь, я найду тех, кто сможет.
— Таких нет, — тихо и печально возразил Браумин. — Никого.
— Тогда я останусь рядом с ней, — резко выкрикнул Роджер. — До самого конца.
Кастинагис хотел было что-то сказать, но жест настоятеля Браумина остановил монаха. Им не впервой видеть такое. Точно так же вела себя тогда Джилсепони. Ничего удивительного: тот, кто не принадлежит к церкви, не способен преодолеть сиюминутную боль.
Роджер зашагал к сторожевому домику, но внезапно остановился и снова повернулся к монахам.
— Я хочу жениться на ней. Так, как положено, перед лицом Бога, — сказал он.
По всему было видно, что эта мысль появилась в голове Роджера прямо сейчас.
— Нам нельзя пускать ее в монастырь, — сказал брат Кастинагис.
— Ты можешь совершить церемонию, не выходя за цветочный кордон? — спросил у Браумина Роджер.
Роджер пристально смотрел на своего друга.
Кастинагис тоже смотрел на Браумина.
— Я бы предпочел, чтобы ты не возвращался к ней, — сказал настоятель Сент-Прешес. — Ты просишь меня освятить союз, который не просуществует и до конца лета.
— Я прошу тебя подтвердить нашу любовь перед лицом Бога как священную любовь, потому что она такая и есть, — поправил его Роджер. — Можешь ты хоть этим мне помочь?
Настоятель Браумин ответил не сразу.
— Если бы я верил, что существует хотя бы ничтожный шанс отговорить тебя от всего этого! — воскликнул он. — Но раз ты столь решительно настроен оставаться возле своей подруги, тогда пусть лучше ваш союз будет освящен Богом. Иди и приведи ее к цветочному кордону. Но торопись, пока я не передумал.
Не успел Браумин договорить, как Роджера уже след простыл.
ГЛАВА 34
РАССЕРЖЕННЫЕ ОВЦЫ
— Остановись! — предостерегающе крикнул Фрэнсис разгневанному человеку с обезумевшими, налитыми кровью глазами и заметными розовыми пятнами на руках. Монах встал, загораживая ему дорогу к цветочному кордону и воротам Санта-Мир-Абель. Фрэнсис прекрасно понимал, что монахи, стоявшие на стене и державшие в руках арбалеты и камни, убьют этого несчастного, едва он пересечет границу. — Даже не надейся… — Фрэнсис попытался остановить его, но тот ничего не хотел слушать.
Он явился сюда прямо от погребального костра. У него на глазах только что сожгли тело его единственного сына. Словно разъяренный бык, человек двинулся вперед и замахнулся своей здоровенной ручищей.
Удар, естественно, предназначался Фрэнсису, но монах, хорошо владевший воинским искусством, пригнул голову и, схватив занесенную над ним руку, с силой дернул ее вниз. Потом, сделав всего лишь шаг и повернувшись, он оказался за спиной нападавшего. Прежде чем ослепленный яростью крестьянин сообразил, что к чему, Фрэнсис заломил ему правую руку за спину, а своей левой рукой обхватил его шею. Невзирая на свою силу и бурлящий гнев великан был не в состоянии что-либо сделать.
Он все-таки попытался вырваться. Тогда Фрэнсис подставил ему подножку, и они оба тяжело повалились на землю. Крестьянин упал лицом вниз, а Фрэнсис оказался на нем.
— Убью вас всех! — рычал отец умершего ребенка. — Всех поубиваю! Я вам… Я…
Внезапно его голос дрогнул, и он зарыдал.
— Я понимаю, — сочувственно прошептал Фрэнсис. — Твой сын… Мне понятно твое горе.
— Откуда тебе знать, что такое горе? — послышалось сзади.
— Да что вообще ты и твои вонючие дружки знают? — раздался другой сердитый голос.
Кто-то сильно ударил Фрэнсиса ногой в поясницу.
Потом они навалились на него. Их было только двое, но вокруг стояла целая толпа, подбадривавшая их криками. Эти двое оторвали Фрэнсиса от рыдающего великана и грубо поставили на ноги. И хотя монах попытался отбиться, ударив одного кулаком, а другого — ногой в голень, он понимал, что ему не вырваться. В толпе найдется немало пособников.
212 
