179 
Телега стремительно покатилась с холма и подъехала к городским воротам. Стража у северных ворот велела им остановиться, но Пони крикнула солдатам, чтобы их пропустили.
— Не задерживайте меня! — из последних сил кричала она. — Вы меня знаете. Я — Джилсепони Виндон. Я везу в Сент-Прешес свою больную подругу. Ее вы тоже должны знать. Это Колин Килрони, соратница многих из вас!
Солдаты толпились вокруг телеги в нерешительности, пока один из них не обратил внимание на черного коня с белыми манжетами на ногах.
— Дар! — воскликнул солдат.
Теперь они не сомневались, что это действительно Пони, и широко распахнули ворота. Несколько солдат вскочили на коней, чтобы ничто не помешало Пони проехать по узким улочкам Палмариса и поскорее добраться до Сент-Прешес.
Монахи, встретившие этот странный караван, не мешкая позвали настоятеля Браумина, а также братьев Виссенти, Талюмуса и Кастинагиса.
Взгляд Пони упал на какой-то необычный цветник, устроенный перед монастырскими воротами. Он был густо покрыт мокрым снегом. Большинство цветов погибло от холода. Качая головой, Пони слезла с телеги и упала в руки Браумина.
— Помоги Колин, — умоляюще произнесла она.
Чудовищная усталость навалилась на нее, и Пони потеряла сознание.
Она очнулась на простой, но удобной койке, одетая лишь в длинную белую рубашку, зато укрытая несколькими плотными теплыми одеялами. Увидев узкий прямоугольник окна и грубую кладку серых стен, Пони догадалась, что находится в монастыре. В окно пробивался солнечный свет. Значит, буря прошла.
Пони выбралась из постели и подошла к окну, откуда открывался вид на широкий залив Мазур-Делавал и на восходящее солнце. Только сейчас она сообразила, что проспала весь вчерашний день. И только сейчас она вспомнила, как неслась в Палмарис сквозь снег и тьму.
Не обнаружив в келье своей одежды, Пони завернулась в одеяло и вышла в коридор. Она хорошо помнила расположение монастыря — ведь после битвы в Чейзвинд Мэнор она провела здесь немало времени. Сейчас Пони направилась прямо в покои настоятеля Браумина.
Он находился у себя и вместе с братьями Виссенти и Талюмусом вел богословский спор, касавшийся происхождения человека и разделения человечества на четыре расы: их собственную, альпинадорцев, бехренцев и тогайранцев.
Услышав, как хлопнула дверь, все разом умолкли.
— Джилсепони, — улыбнулся ей настоятель Браумин. — Мое сердце радуется, когда я вижу тебя выспавшейся и отдохнувшей. Ах да, твоя одежда…
— Где она? — спросила Пони, имея в виду отнюдь не одежду.
Настоятель Браумин удивленно поглядел на нее, затем его лицо помрачнело. Он кивнул собратьям, прося их покинуть помещение.
Оба вышли, не задавая никаких вопросов. Только брат Виссенти немного задержался, чтобы ободряюще похлопать ее по плечу.
Едва за монахами закрылась дверь, как Пони буквально подпрыгнула на месте. Хватая ртом воздух, она вновь спросила, уже более мрачно и требовательно:
— Где она?
— Она очень больна, — ответил Браумин, выходя из-за стола.
Он подошел к Пони, но та сжалась, и потому Браумин сел на краешек стола.
— Очень больна, — повторила Пони. — Значит, она жива?
Настоятель Браумин кивнул.
— Боюсь, что долго она не протянет.
До Пони не сразу дошел смысл ответа настоятеля, и теперь она буквально задохнулась от страшных слов.
— Твоя подруга больна розовой чумой, — тихо произнес Браумин. — Розовые пятна, лихорадка… сомнений здесь быть не может.
Пони кивала в такт каждому его слову.
— Мне уже это говорили, — сказала она.
— Наверное, ты не совсем понимаешь, что означают эти слова, — ответил Браумин. — Иначе ты не решилась бы на такое отчаянное путешествие и не повезла бы ее сюда.
— А куда же еще? — недоуменно спросила Пони. — Куда еще я могла ее привезти, если не в обитель Сент-Прешес? К кому еще я могла обратиться за помощью, если не к своему другу, настоятелю Браумину?
Браумин поднял руку, будто загораживаясь от ее слов — слов несомненно тяжких для его ушей.
— Розовая чума, — повторил он. — Ты знаешь древнюю песню о ней?
Пони покачала головой, и Браумин спел ей эту незамысловатую песню:
- Розовое пятнышко, беленький кружочек.
- Смерть присядет рядышком
- И сплетет веночек.
- Велит все сжечь, в гробы нам лечь.
- Ты их зарой, чтоб с глаз долой.
- Один спасен, а двадцать мрут —
- И так везде:
- И там, и тут.
- Святой отец, что к Богу вхож,
- Чего ж себя ты не спасешь?
- Пусть молятся уныло —
- Их тоже ждет могила.
- Песенки их спеты —
- Хватай их самоцветы,
- А трупы зарой, чтоб с глаз долой!
Пони слушала, и слова этой древней песни болью отзывались в ее сердце. Колин обречена!
179 
