Лес этот был им давно исхожен по всем направлениям. Старый зверь знал, что на север пойдешь — выйдешь к морю, пойдешь на полдень, на восход, на закат — всё равно уткнешься в поля и деревни. Только исключительный случай мог бы заставить его покинуть лес и попытаться вырваться через открытые поля из этого кольца. Только слепой ужас и мог заставить его пройти через них в это кольцо. Случай этот был пять лет тому назад, зимой.
Из веселого лосенка давно вырос тяжелый, сильный зверь. Голову его украшали широкие рога, о семи отростках каждый. Но зимой в те времена он всегда присоединялся к стаду: в обществе других лосей кочевать было безопасней.
В тот год предводителем стада был громадный старый бык. Он ввел у себя образцовую дисциплину.
Лоси делали большие переходы. В походном строю старый бык шел всегда последним. Никто не мог даже обернуться безнаказанно. Лучше было идти до полного изнеможения и пасть, выбившись из последних сил, чем повернуть и встретить тяжелый удар рогов.
Весь отряд состоял исключительно из самцов. Это было большое переселение. Лосихи с лосятами двигались сзади небольшими стадами.
Когда выпали глубокие снега и ударили сильные морозы, лосям пришлось на время остановиться. Даже крепкий наст не выдерживал тяжести громадных животных. Их ноги проваливались, и твердый, как стекло, ледок точно бритвой обсекал на них прямую ломкую шерсть.
Старый бык остановил свой отряд в редколесье, на слуху, чтобы издали увидеть, если враги сделают нападение.
Еды тут было достаточно: можно было обламывать веточки, острыми, как стамески, зубами срезать осиновую кору, долго не сходя с места. Больше недели прошло спокойно. Ни один из лосей не заметил ничего подозрительного.
А потом неожиданно, как первый гром, стряслось такое, что привело в ужас не знавших страха зверей.
Занялось морозное безветренное утро. Ничего не подозревавшие лоси мирно жевали кору, когда внезапно вдали раздался короткий гром выстрела, неистовый шум и крики людей.
Отряд лосей быстро построился в боевом порядке — старый бык впереди. Одинец — тогда молодой зверь с рогами о семи отростках — за ним.
Люди наступали широким полукругом. Старый бык сразу учел, где еще можно прорваться, и повел стадо широкой рысью.
Шум и крики стали затихать: лоси подвигались вперед значительно быстрей людей, хотя и проваливались в снег с каждым шагом.
Вдруг спереди блеснул огонь, грохнул выстрел.
Старый бык со всего маху, как подкошенный, ткнулся в снег. Стадо мгновенно разбилось, все бросились в разные стороны.
Обезумев от страха, Одинец помчался между деревьями. Жесткий наст в кровь рассек ему пазданки,[15] но он не слышал боли.
Он выскочил прямо на цепь кричан, но люди подняли такой страшный шум, что зверь без памяти кинулся назад — на стрелков.
Вокруг него заполыхали быстрые огни, загрохали выстрелы. Он упал, вскочил, помчался напрямик, перепрыгивая пни и канавы, ничего не разбирая впереди.
Он не остановился даже тогда, когда выбежал в поля, пронесся мимо двух деревень. За ним кинулись собаки — и не могли его догнать.
Долго он бежал полями, пока, наконец, впереди не показался лес. Одинец наддал ходу и скоро очутился в чаще, забился в нее поглубже и повалился в снег, совершенно обессиленный.
С тех пор прошло пять лет. Одинец исходил новые места вдоль и поперек, но ни разу не выходил в поля.
В новых местах он часто натыкался на людей. Но люди его не трогали, и он приучился не бегать от них сломя голову.
А в прошлом году он нашел на земле близ одной опушки соль. Около этого места он почти всегда встречал людей. Они не делали резких движений, не нападали на него и не бежали. В конце концов он так привык к ним, что почти не обращал на них внимания.
На днях Одинец зашел проведать давно опустевшую солевую яму.
Там снова оказалась соль.
Теперь он шел полакомиться редким угощением.
Ночь убывала.
Глава VIII
ГЛАЗА
Что-то шумно завозилось в листве.
Охотник вздрогнул.
«Это тот… на осине!» — со страхом подумал он.
И опять всё было тихо — ни шелеста, ни шороха.
«А ведь если сейчас станет подходить Одинец, — пришло ему в голову, — помру со страху!»
В первый раз он вспомнил о лосе с тех пор, как начало темнеть и тот, черный, зашумел на осине.