Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
38 
Осенью обе лосихи куда-то вдруг исчезли. Водить и стеречь маленьких лосят остался старший валюн.
Он не умел так хорошо беречь малышей, и однажды большая серая рысь, неожиданно спрыгнув с дерева, переломала хребет одному из чужих лосят.
Лосихи вернулись через месяц, а скоро к ним присоединился и старый лось-бык.
И тогда опять всё пошло на лад. Лось был строгий, слушаться его надо было сразу, с первого знака. Зато при нем никто не смел тронуть стада. И он не мешал играм веселых лосят.
Стадо переходило с места на место, всё дальше подвигаясь на восход. Только когда выпадали глубокие снега и ходить становилось трудно, оно неделями простаивало в высоких осинниках.
Но и здесь пищи хватало: лоси грызли вкусную горьковатую кору деревьев и обламывали ветви.
За спиной у старших младшему лосенку жилось беспечно. Только и было дела у него, что есть, да расти, да играть, да слушаться лося-быка.
Через год его уже было не узнать. Он стал крупным зверем. Морда его сильно удлинилась, вся фигура стала стройной. Из опупков-шишечек на лбу выросли острые, загнутые вперед и кверху рожки-спицы.
Следующей осенью он стал сам предводителем маленького стада прибылых лосят, на то время, пока пропадали куда-то лосихи. Он ведь был уже валюном.
Детство кончилось.
Захлопал крыльями глухарь, срываясь с ветки.
Одинец проснулся.
Солнце уже клонилось к вечеру. В животе урчало: пора на жировку.
Одинец поднялся с лежки.
Глава VI
ОДИН В ЛЕСУ
— Выкинь ты из головы Одинца убить, — сказал Ларивон, выслушав рассказ о злоключениях охотника. — Упреждал ведь тебя, каков зверь. Не то, что псам, — и человеку не спустит. Есть тут у нас еще лосёнок — один ходит. Не та стать, слов нет, а всё ж таки отростков о трех рога будут. Я тебе и место покажу.
— Ты отговаривать меня брось, дядя! — сердито краснея, сказал охотник. — Скажи лучше, как мне его теперь без собак найти?
— Наше дело — сторона, — равнодушно согласился крестьянин. — Только ты трудное задумал. Не сдогадаюсь, что тебе и присоветовать теперь.
Ларивон задумался, попыхивая короткой носогрейкой.
— Разве вот чего еще попытать? Удача будет, — вплотную зверь подойдет. Караулить только терпенье надо.
— Терпенья хватит у меня, не беспокойся, — быстро отозвался охотник. — Что надумал?
— Место есть одно в помещичьем лесу, — летом ребята в шалаше там жили. Одинца они солью к себе приманивали. Он слышь, по сю пору на то место ходит — привычен стал.
— А что же они его не убили? — удивился охотник.
— Уж такие были ребята. Даром, что с голоду, — всякую даже насекомую уважали. Птицу, зверя тоже с разбором стреляли, которых и вовсе не трогали.
Охотник почувствовал скрытый упрек себе в словах крестьянина. Это задело его.
— Просто, значит, струсили, — презрительно сказал он, передернув плечами.
Об охоте на искусственных солончаках охотнику приходилось слышать и раньше. В Сибири так бьют маралов. Падкие до соли, олени выгрызают в земле ямы, и туда снова и снова охотники наливают густой раствор поваренной соли.
«Великолепный случай подкараулить Одинца, — думал охотник. — Главное, и собаки не понадобятся».
В тот же день Ларивон привел его в очень живописный уголок леса. Громадные вековые ели, гладкие осины подошли здесь вплотную к невысокому, но крутому обрыву. Внизу под ним бесшумно бежала гибкая лесная речка. За ней широко простерлась большая казенная вырубка с одинокими, на равном расстоянии друг от друга, стройными соснами.
Под елями у пня была узкая ямка, густо истоптанная кругом круглыми лосиными и острыми косульими следами. Охотник высыпал в нее два фунта поваренной соли.
Ларивон рассказал, что Одинец приходит обычно с казенной вырубки, и показал, где сделать шалашку, чтобы зверь не учуял спрятавшегося человека.
Теперь надо было только подождать несколько дней, чтобы Одинец пришел «отведать гостинца», как выразился крестьянин. Почувствовав доверие к шалашке, лось перестанет к ней подозрительно приглядываться и принюхиваться.
Придя к ямке вечером на четвертый день, охотник легко убедился, что зверь пошел на приманку: в траве осталась свежая куча лосиных, напоминающих овечий помет, только гораздо крупней, продолговатых «орешков».
38 
