Он продолжал сидеть, понуро опустив голову.
– Мы были вместе целый год и собирались пожениться. Джессика должна была доверять мне.
– А ты сам доверял ей?
Арчибальд-Александр вскинул на Корделию недоумевающий взгляд.
– Конечно.
Он вспомнил, как они с Джессикой увлеченно обсуждали то теоретические работы по экономике, то состояние дел в банковской сфере. Безусловно, он не сообщал ей имен финансистов, адвокатов, названия банков и финансовых компаний. Но ведь так принято в их среде. Да и зачем было посвящать ее в то, чего знать вовсе не обязательно? С другой стороны, он не говорил Джессике и о своих взаимоотношениях с братом и родителями. Странно, а почему он вообще об этом думает сейчас, сидя в кухне своего загородного дома в компании хоть и симпатичной, но, в сущности, малознакомой девушки? С чего это он так расслабился?
– А знаешь, Корделия, ты, кажется, права, – признался он, – на самом деле мы с Джессикой не слишком-то доверяли друг другу наши тайны. Не знаю почему. Я не рассказывал ей ничего ни о своей матери, ни об отце, ни о том, что они развелись…
– Александр, очевидно, вам обоим так было удобнее общаться.
– Скорее всего. Впрочем, хватит об этом.
Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на задний Двор. Перед окном возвышался дуб, на толстой ветке которого висели качели. Когда-то ребенком он буквально не слезал с них. Корделия подошла и встала рядом.
– Куда это ты смотришь? – поинтересовалась она. – И что там видишь?
Арчибальд-Александр поймал себя на том, что хотел произнести имя своего брата. Кстати, а почему бы ни рассказать ей про Джорджа?
– Знаешь, Корделия, я вижу, как мы с братом летаем на этих качелях, лезем вверх по ветвям этого дуба… И мне слышится голос моей матери, зовущей нас обедать. Посмотри вон в ту сторону. Видишь густые заросли малины? Обычно в июле я, мать и брат собирали там ягоды. Когда отец приезжал из города на уикэнды, мы делали мороженое и ели его с малиной. Я понимаю, что глупо об этом сейчас говорить, но мои мысли очень часто возвращаются к этим дням.
– Это, наверное, оттого, что ты был тогда счастлив.
Отвернувшись от окна и посмотрев в глаза Корделии, Арчибальд-Александр признался:
– Я давно не чувствовал себя счастливым. Все дела, да дела…
– И после смерти Джессики ты ни с кем не встречался? – вдруг спросила она.
– Нет. После ее смерти я решил, что серьезные личные отношения слишком дорого обходятся и что мне никого не следует брать в свою жизнь, – сказал Арчибальд-Александр и с горечью подумал о том, что на самом деле это вряд ли возможно. Разве сейчас он не несет ответственность за эту наивную девушку, которая согласилась провести с ним целую неделю? Как получилось, что ему вновь приходится отвечать за чужую судьбу, за их общее будущее? Стоп, а разве у них есть оно, это общее будущее?
Корделия взглянула на его мужественное лицо и тихо произнесла:
– Я понимаю тебя, – любовь может приносить боль. Но, глядя на свою мать, я вижу, как она счастлива с моим отчимом. В такие мгновения мне становится ясно, что любовь – это как раз то чувство, на котором держится мир.
Арчибальд-Александр покачал головой.
– А если я вижу пару влюбленных, мне это приносит только сердечную боль. Моя семья распалась, когда отец встретил другую женщину. Его брак с матерью невозможно было сохранить. В результате меня разлучили с моим братом. А взять нас с Джессикой? Мы же любили друг друга, и все было хорошо. А чем все кончилось, тебе известно…
– Все равно, мне кажется, надо верить в любовь, – возразила Корделия.
Арчибальд-Александр с горечью воскликнул:
– На свете нет места настоящему счастью. Мне кажется, что мужчины и женщины – словно корабли в ночи, гонимые ветром и штормами. Вчера ты спросила, не собираюсь ли я тебя соблазнить? Я вспылил, но ведь собирался же, так оно и было на самом деле. Я и сюда тебя пригласил для этого. Но сейчас обещаю, что если ты останешься, то мы с тобой будем друзьями и только. Я не хочу, чтобы ты о чем-то потом сожалела…
– Что ж, – сказала она, взглянув на него серьезно. – Спасибо за откровенность. Я остаюсь с тобой.
Он понимал, сколько решительности потребовалось ей, чтобы так ответить. Ведь последние слова Корделии находились в явном противоречии с ее принципами. Остаться одной в доме с мужчиной – для нее это скандал! Но ей хотелось быть с ним, как, впрочем, и ему с ней.
Арчибальд-Александр чуть было не поддался соблазну обнять и поцеловать ее, но во время остановился. Он ведь дал обещание быть ей только другом. А чисто дружеские отношения не предусматривают объятий и поцелуев.