137 
— Знаете, сеньор Флауэрс, что мне сейчас кажется? — сказал Фалькон. — Что вы вываливаете любую информацию, чтобы я от вас отстал. То вы говорите про «обрубание концов», тут же про доклады о психическом состоянии… О каких «концах» вы на самом деле беспокоились?
— Мы предположили, что он снова на кого-то работает. К этой профессии привыкаешь, инспектор. Мы узнали, что он купил паспорт на имя Эмилио Круса и получил марокканскую визу.
— Я решил, что это путь к бегству.
— От чего ему было бежать?
— Может быть, от вас, сеньор Флауэрс?
— Паспорт Эмилио Круса был у него до того, как мы поселили рядом Марти, прежде, чем выявили связь с русской мафией.
— Ответьте на вопрос: почему он сбежал от программы защиты свидетелей?
— Да у них жизни никакой нет, — сказал Флауэрс. — Я бы тоже сбежал.
— У него были веские причины полагать, что семья дочери погибла в подстроенной автокатастрофе? — допытывался Фалькон.
— Прошло двадцать лет после его побега, но один из печальных побочных эффектов профессии — ты ничего не принимаешь как есть, во всем ищешь подвох, заговор. Помилуйте, инспектор, люди каждый день погибают в автомобильных авариях.
— А вы узнали, каким образом он связан с русской мафией?
— Он позволял русским отмывать деньги через свои стройки, а они потакали его педофильским наклонностям. Насколько я понял, ему нравилось смотреть. El Salido, помните?
— Тогда какое задание было у Марти, если вы все это уже знали?
Молчание. Флауэрс глубоко вздохнул.
— Когда вы сказали ему, что Рафаэль Вега на самом деле Мигель Веласко? — спросил Фалькон.
— Нет-нет, инспектор, тут вы ошибаетесь, — убедительно произнес Флауэрс. — Вы думаете, что мы ему раскрыли прошлое Веги и воспоминаний о чилийском застенке было достаточно, чтобы спровоцировать убийство.
— Заставить человека выпить кислоты и наблюдать… — сказал Фалькон.
— Это скверный способ умереть. Похоже на убийство из мести. Но мы не раскрывали подлинной личности Веги. Мы не хотели его смерти. Вы должны верить Марти, когда он говорил…
— Тогда что же вы хотели выяснить?
— Мы точно не знаем.
— Звучит не очень убедительно, мистер Флауэрс, — сказал Фалькон.
— Возможно, потому что это правда.
— Как вам такое предположение… — сказал Фалькон. — Вы хотели знать его психическое состояние, потому что боялись, что он владеет информацией, которая может скомпрометировать важных членов американского правительства той эпохи. Например, госсекретаря.
— Да, мы опасались, что у него есть какие-то материалы и он ищет способы использовать их против нас, но мы даже не предполагали, что это может быть.
— Кто «мы»? — спросил Фалькон.
— Это все, что я могу сообщить по делу, — сделал каменное лицо Флауэрс. — Вы сказали, что хотите знать, не Крагмэн ли убил Рафаэля Вегу, я могу заверить, что не убивал. Большего не требуйте.
— Почему я должен вам верить?
— Марти Крагмэн был со мной в ночь, когда умер Рафаэль Вега, с двух до пяти часов утра, — сказал Флауэрс. — У меня есть запись встречи с датой и временем, потому что она проходила в американском консульстве.
29
Среда, 31 июля 2002 года
По пути в управление Фалькон остановился выпить кофе на проспекте Аргентины. Он чувствовал себя усталым и угнетенным, как и все в баре. Жара вытопила из севильцев всю природную веселость. Их угрюмые подобия бродили по улицам и заполняли бары.
В конторе не было видно ни Ферреры, ни Рамиреса. Фалькон взял аудиозаписи допросов поджигателей, подлинную видеокассету, украденную из дома Монтеса, и поднялся в кабинет Элвиры. Навстречу спускался Рамирес.
— Я снова поговорил с поджигателями и спросил, откуда они знают Монтеса, — сказал он. — Двадцать лет назад Монтес тренировал детскую футбольную команду для неполноценных детей. Оба были в его команде. Я уточнил это у инспектора по делам несовершеннолетних и внимательно просмотрел их досье. Монтес помогал им при каждом столкновении с законом.
— Они знают, что Монтес покончил с собой?
Рамирес отрицательно покачал головой и пожелал ему удачи с Элвирой.
Фалькона не пустили к комиссару и даже выгнали из приемной. Секретарь вывела его в коридор, пояснив одним словом: «Лобо».
Его позвали через десять минут. Лобо стоял у окна, скрестив руки на груди, злой и напряженный. Элвира сидел за столом, усталый, как будто провел здесь всю ночь.
137 
