22 
Ну зачем он сказал эту глупость? Зачем?
— Это случилось не по вашей вине.
— Откуда вы знаете? Хороший вопрос. Но...
— В таких случаях никто не виноват. Разве что невезение, злой рок...
— Я должна была проявлять осторожность... быть внимательной... оставаться начеку. Хорошая мать— как часовой. Никогда не смыкает глаз. Понимаете?
Как будто молено уберечься от судьбы! Шиб почувствовал, что начинает пьянеть. Ему захотелось уехать. Он слегка наклонился к Бланш и сказал:
— Вы не отвечаете за ход событий во Вселенной. И не должны все время казнить себя.
Она пожала плечами.
— Конечно, я должна все время смотреть на цветы, слушать пение птиц, радоваться тому, что у меня еще четверо прекрасных живых детей, заниматься домом, наслаждаться уютом и удобствами и не перегружать психику. Так?
—Почему вы думаете только о себе? Ваш муж тоже страдает... и дети...
— Да как вы смеете!
Она поднялась, вся дрожа. Шиб тоже встал.
— Вы разговаривали со мной, и я вам отвечал. Но, пожалуй, вам лучше разговаривать с магнитофоном. Можете кричать на него, сколько угодно.
— Ужин будет через полчаса, — объявила Ай-ша, снова подойдя совершенно бесшумно.
— Месье Морено уезжает, — холодно сказала Бланш.
— Вот как? Хорошо, я предупрежу Колетт. Айша направилась к выходу, явно удивленная.
Шиб поставил рюмку на столик. Ну и слава богу, не придется оставаться на этот чертов ужин в компании полубезумной истерички!
— Вы слишком обидчивы, — внезапно произнес он. — Я хотел сказать вот что: брать на себя ответственность за то, что было предначертано судьбой, означает впадать в грех гордыни.
— Вот как? Вам нужно поговорить об этом с моим кузеном. Он обожает подобные темы.
— Сожалею, что причинил вам боль.
— А о чем тут сожалеть? Вы сейчас вернетесь в свою мастерскую смерти, или как это у вас называется, посмотрите какой-нибудь хороший фильм по телевизору и подумаете: «Как хорошо, что удалось сбежать от этой истерички!»
Черт, она еще и медиум? Шибу было не до шуток. Ему хотелось обнять ее и утешить. И одновременно надавать пощечин. Слишком много противоречивых желаний. Эта женщина совершенно выбила тебя из колеи, старина Шиб.
— Вы не истеричка. Вы сильно страдаете, и вам нужна помощь.
У меня есть муж, врач и священник. Кто мне еще нужен? Собака?
Любовник.
— Не знаю, не мне давать вам советы, но вы не должны жить так дальше.
— И вы бросаете мне спасательный круг— все эти привычные слова утешения, готовые формулы, которые произносят на похоронах...
— Я...
Шиб глубоко вздохнул и сделал шаг в ее направлении — всего один.
— Я могу вам помочь? Она шагнула. Навстречу.
— Не думаю. Но все равно— спасибо.
— А, Морено, вы все еще здесь?
Черт возьми, так и до инфаркта недалеко!
— Я вылетел из Парижа самолетом в пять пятнадцать, поэтому так быстро вернулся, — объяснил Андрие, пожимая ему руку. — Пожалуй, я тоже выпью что-нибудь. Вы уже уходите? — добавил он, плеснув себе «Гленморанжи».
— Я как раз собирался уходить.
— Все... прошло хорошо?
— Все в порядке, — ответила за Шиба Бланш. — Она... она в часовне. Если вы хотите ее увидеть...
— Да. — Андрие одним глотком прикончил виски.
Снаружи было холодно, дул колючий ветер. Войдя в часовню, Андрие зажег свет— небольшую лампочку в шестьдесят ватт в желтоватом плафоне. Шиб подошел к гробу, в котором привез Элилу, открыл его и отошел, уступая место Андрие. Тот приблизился, нервно покашливая, с застывшим лицом склонился над гробом, потом быстро отвернулся.
— Очень хорошо. Нужно переложить ее в раку.
— Если хотите, я могу сделать это сейчас, — предложил Шиб.
—Да, пожалуйста, — проговорил Андрие глухим дрожащим голосом.
Шиб направился к стеклянному гробу. Андрие, словно очнувшись, последовал за ним, помог ему поднять хрупкое стеклянное сооружение и водрузить его на деревянные козлы.
— Спасибо, — произнес Шиб. — Дальше я справлюсь сам. Вам лучше уйти. Через несколько минут я к вам присоединюсь.
Андрие, казалось, хотел что-то возразить, но передумал и быстрыми шагами покинул часовню.
Шиб снова поднял крышку гроба, подхватил Элилу на руки и перенес в ее новое обиталище. «Иногда они кажутся такими тяжелыми», — подумал он, вытирая лоб. Потом, механически произнося «Клятву невинности» — «Я никого не истязал. Не морил голодом. Не доводил до слез. Не убивал. Я чист... Я чист... Я чист...»[17], — немного привел Элилу в порядок: оправил платье, уложил волосы вдоль щек, слегка подкрасил веки и склеенные губы, потом медленно опустил прозрачную крышку, погасил свет и отправился в зимний сад.
22 
