Особенно,... 
32 
— Что? — почти прошептала она.
— Не облизывай губы. Пожалуйста, не делай этого, — его голос звучал хрипло.
Ей следовало бы сказать «хорошо», но вдруг ее подхватила волна чего-то такого, что было выше логики и самоконтроля. И она сделала шаг по тропинке к своей судьбе.
— Почему нет? — спросила она, будто со стороны поразившись своей смелости.
Дилан нервно запустил пятерню в уже растрепанную шевелюру:
— Потому что ты выглядишь настолько сексуально, что это ранит.
И тут Кейти совершила невозможный для себя поступок: подошла к нему.
Он смотрел на нее, не отрываясь. Кейти немного постояла и затем положила ему руки на грудь. Он тут же обнял ее и притянул к себе.
Его тело было мускулистым, а кожа походила на шелк. Кейти вздохнула. Ей казалось, она всю жизнь ждала этого момента и вот — дождалась.
Она откинула голову и посмотрела на него снизу вверх. В его глазах разгоралось пламя страсти, которое отражало ее собственную страсть.
А еще ему было абсолютно наплевать на отсутствие шелка и кружева.
— Ты велела мне больше никогда так не делать, — все так же хрипло сказал он.
— Я знаю. И я имела в виду именно это.
— Дразнишься, — утвердительно выдохнул он.
— Нет. Просто теперь моя очередь целовать тебя.
Она потянулась к нему и накрыла его губы своими. И Дилан больше не колебался. Его ответ был почти агрессивен. Кейти полностью отдалась поцелую. Ее больше не волновало, что случится дальше и чем закончится их роман. Она жила здесь и сейчас. Она чувствовала себя свободной, сильной и удивительно счастливой.
Дилан МакКиннон обнимал множество женщин. Секс никогда не был для него чем-то особенным. Сейчас же, держа в объятиях Кейти, он ощущал, что его душа выскальзывает из тела и несется ввысь, где она соединится с душой Кейти. Он ощущал, что все женщины в мире всего лишь мираж по дороге к настоящему оазису. И дело было не только в сексе. Он давно не чувствовал себя настолько цельным, настолько завершенным.
Подхватив Кейти на руки, Дилан понес ее в гостевую спальню. Там он осторожно сгрузил свою драгоценную ношу на кровать и приостановился, очарованный красотой лежащей передним женщины..
Она смотрела на него сквозь полузакрытые веки, и в ее глазах было столько желания, что вопрос «ты уверена?» застыл у него в горле. И он молча устроился рядом с ней. Его рука потянулась расстегнуть пуговицы на ее рубашке... Но внезапно пришедшая в голову мысль остановила движение на полпути.
Сейчас было совершенно не время думать о матери, но он ничего не мог с собой поделать. Слишком потрясло его понятое. Его мать была честной и прямой женщиной. Ее больше нет рядом, она ушла. Но осталось то, чему она всегда его учила: поступать правильно. Поступать так, чтобы она гордилась им. Быть приличным человеком.
Если он сейчас займется с Кейти любовью, он поступит неправильно. Он предаст память матери.
Приняв дар Кейти, он навредит ей. Потому этой женщине нет места в его планах на будущее. Да и вообще, он не собирается жениться в ближайшие годы. А Кейти достойна большего, чем мимолетная связь.
Мужчина громко застонал.
— Что-то не так? — насторожилась она.
— Нет, ничего страшного.
— У тебя странное выражение лица. Я его уже видела прежде.
Вместо ответа Дилан принялся застегивать пуговицы, которые она уже расстегнула.
— Дилан, — произнесла Кейти. В ее голосе было столько желания, что оно грозило смести его самоконтроль.
Нет. Он не нанесет ей вреда.
Потому что любит ее. И ненавидит себя за это чувство. Любовь слишком непредсказуема .и плохо поддается контролю.
— Я вспомнила, когда видела у тебя на лице это выражение, — мягко сказала Кейти. — Ты всегда становишься грустным, заказывая цветы по пятницам.
Цветы для моей матери.
— Для кого этот букет? — прошептала она.
Он не ответил. Перед его внутренним взором, как живое, вставало лицо матери. Не такое, каким оно стало сейчас, бессмысленное, с опустевшим взглядом, а прежнее, дышащее умом и силой.
Он не раз пытался разбудить в ней разум. Читал ей ее любимые стихи, приносил журналы и фильмы. Но все было бесполезно.
На какое-то мгновение Дилан понял поведение отца. Помнить женщину, которая, смеясь, мчалась на велосипеде через лужи, женщину, менявшую памперсы его детям, ту, что смотрела на него любящими глазами, и видеть перед собой ее опустевшую оболочку — невероятно тяжело.
32 
