89 
— Вряд ли их можно изничтожить одними высокомерными взглядами на великосветских приемах, — выпалил Брунетти. — Или испепелить презрением все, что они выбросили.
— Я оценил твой сарказм, Гвидо, но боюсь, что в такой ситуации человек бессилен.
— Какой человек? — спросил Брунетти.
— Такой, который знает о правительстве и о том, что оно делает, но не входит в него. Учти еще такой факт: в этом замешано не только наше собственное правительство, но и американское.
— Не говоря уже о джентльменах с Юга?
— А, да, и мафия тоже, — сказал граф с усталым вздохом. — Судя по всему, паутину соткала эта троица, и поэтому она обладает тройным запасом прочности и, если я могу добавить в качестве предупреждения, таит в себе тройную опасность. — Он посмотрел на Брунетти и спросил: — Как сильно ты в этом увяз, Гвидо? — В голосе его прозвучала нескрываемая тревога.
— Вы помните того американца, которого убили примерно неделю назад?
— А, да, во время ограбления. Вот не повезло. — Затем, устав от своей позы, граф серьезно добавил: — Ты установил какую-то связь между ним и этим синьором Гамберетто, полагаю.
— Да.
— У американцев ведь произошла еще одна странная смерть. Это так?
— Да. Погибла его любовница.
— Насколько я припоминаю, это была передозировка.
— Это было убийство, — поправил его Брунетти, но объяснять ничего не стал.
Граф и не просил никаких объяснений. Он долго молчал, глядя на лодки, скользившие взад-вперед по каналу. Наконец он спросил:
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю, — ответил Брунетти, а потом спросил в свою очередь, подбираясь ближе к причине своего прихода: — Вы в силах на это повлиять?
Граф долго обдумывал этот вопрос.
— Я не совсем понял, что ты имеешь в виду, Гвидо, — произнес он наконец.
Брунетти, для которого вопрос казался вполне ясным, не обратил внимания на замечание графа и сообщил ему новые сведения.
— Рядом с озером Барчис существует свалка. Бочки и банки с американской базы в Рамштайне, в Германии; этикетки на английском и немецком.
— И эти двое американцев обнаружили это место?
— Наверное.
— И умерли после того, как обнаружили его?
— Да.
— Кто-нибудь еще знает об этом?
— Один офицер карабинеров, который работает на американской базе.
Вмешивать сюда имя Амброджани не было никакой надобности, и Брунетти также не сообщил графу, что единственный человек, который также все знает об этом, — его единственная дочь.
— Ему можно доверять?
— Доверять что?
— Не нужно делать вид, что ты ничего не понимаешь, Гвидо, — сказал граф. — Я хочу тебе помочь. — Не без труда граф взял себя в руки и спросил: — Можно надеяться, что он будет молчать?
— До каких пор?
— Пока кое-что не будет предпринято.
— Что это значит?
— Это значит, что сегодня вечером я кое-кому позвоню и выясню, что можно сделать.
— Сделать с чем?
— Проследить, чтобы эта свалка была очищена, чтобы все было вывезено оттуда.
— И отвезено куда? — резким голосом спросил Брунетти. — Куда-нибудь в другое место в Италии?
Брунетти наблюдал, как граф размышляет, соврать ему или нет. Наконец, решив не лгать — Брунетти так и не понял почему, — граф сказал:
— Вероятно. Но скорее всего за пределы страны. — И прежде чем Брунетти успел о чем-то спросить, граф поднял руку, чтобы остановить его. — Гвидо, прошу тебя, постарайся понять. Я не могу обещать тебе больше того, что только что пообещал. Я думаю, что эту свалку можно уничтожить, но о большем я боюсь говорить.
— Вы хотите сказать, что боитесь в буквальном смысле слова?
Голос графа был ледяным.
— В буквальном, Гвидо.
— Почему?
— Я бы предпочел не объяснять этого, Гвидо.
Брунетти решил, что стоит попробовать зайтис другой стороны.
— Они узнали о свалке потому, что один мальчик упал туда и обжег руку о вещество, вытекающее из этих бочек. Это мог быть любой ребенок. Это могла быть Кьяра.
Взгляд у графа был холодный.
— Прошу тебя, Гвидо, теперь ты становишься приторно сентиментальным.
Что верно, то верно, это Брунетти понимал.
— Вас все это не тревожит? — спросил он, не сумев сдержать пыла, который прозвучал в его голосе.
Граф окунул кончик пальца в остаток вина у себя в бокале и принялся водить влажным пальцем по его краю. Палец двигался все быстрее, и хрусталь испускал резкий заунывный звук, наполнивший собой комнату. Граф вдруг оторвал палец от бокала, но звук все еще тянулся, он повис в воздухе, как и их разговор. Граф отвел глаза от бокала и посмотрел на Брунетти:
89 
