Ян Торнтон, разговаривающий с ней сегодня, был ей до боли знаком; это был человек, которого она встретила два года назад.
– Войдем вместе, – настаивал он, продолжая сжимать ее локоть, – и я начну искупление моей вины.
Элизабет позволила увести себя на несколько шагов и остановилась.
– Это неправильно. Все, увидев нас вместе, подумают, что мы начали все вновь…
– Нет, не подумают, – обещал он. – Там с быстротой молнии распространяются слухи, что я пытался наложить на тебя лапы два года назад, но, не имея титула, который мог бы соблазнить тебя, у меня не было ни шанса. Так как получение титула – святое дело для большинства из них, то они будут восхищаться твоим умом. Теперь у меня есть титул, и ожидается, что я воспользуюсь им, чтобы попытаться преуспеть там, где потерпел ранее поражение, и таким образом залечить мою раненую мужскую гордость. – Протянув руку, чтобы отвести прядку волос с ее нежной щеки, он сказал: – Прости меня. Это лучшее, что я мог сделать из того, что мне надо сделать – ведь нас видели вместе в компрометирующих обстоятельствах. Так как они никогда не поверят, что ничего не произошло, я мог только заставить их поверить, что я преследовал тебя, а ты избегала меня.
Она вздрогнула от его прикосновения, но не оттолкнула его руку.
– Вы не понимаете. То, что происходит здесь, я вполне заслуживаю. Я знала, каковы правила, и нарушила их, когда осталась с вами в лесном домике. Вы не заставляли меня остаться. Я нарушила правила, и…
– Элизабет, – перебил он ее взволнованным от горького раскаяния голосом, – если ты больше ничего не сделаешь для меня, то по крайней мере перестань оправдывать меня за тот уик-энд. Я не могу этого вынести. Я применил больше силы, чем ты можешь понять.
Испытывая желание поцеловать ее, Ян вместо этого должен был довольствоваться тем, что попытался убедить девушку в удаче своего плана, потому что сейчас он нуждался в ее помощи для достижения успеха. Поддразнивая Элизабет, Ян сказал:
– Я думаю, ты недооцениваешь мои способности в стратегии и ловкости. Пойдем танцевать, и я докажу тебе, как легко большинство мужских умов там были обработаны.
Она кивнула, не проявляя ни истинного интереса, ни энтузиазма, и позволила ему снова ввести ее через высокие двери.
Несмотря на свою уверенность, через несколько минут после того, как они вошли в бальный зал, Ян заметил возрастающую холодность в направленных на них взглядах и ощутил в этот момент, что такое настоящий страх, – пока не взглянул на Элизабет, не положил руку на ее талию и не понял, что является причиной.
– Элизабет, – сказал он тихим настойчивым голосом, глядя на ее опущенную голову, – не смотри с таким смирением! Держи нос кверху и режь меня или флиртуй со мной, но ни в коем случае не смотри так кротко, потому что люди примут это за вину!
Элизабет, которая смотрела на его плечо, как она делала, танцуя с другими, откинула голову и смущенно посмотрела на Яна.
– Что?
Сердце у Яна перевернулось, когда канделябры сверху осветили боль в ее прекрасных зеленых глазах. Сознавая, что логика и поучения не помогут ей устроить представление, столь ему необходимое, он попробовал прием, который в Шотландии заставил Элизабет перестать плакать и рассмеяться: начал поддразнивать ее. Поискав предлог, Ян быстро сказал:
– Белхейвен сегодня бесспорно прекрасно выглядит – розовые атласные панталоны. Я спросил у него имя его портного, чтобы заказать пару для себя.
Элизабет посмотрела на него так, как будто он сошел с ума; затем до нее дошло его предупреждение о ее смиренном виде, и она начала понимать, что он от нее хочет. К этому добавился комичный образ Яна, высокого, атлетического, в нелепых розовых панталонах, и Элизабет выдавила из себя слабую улыбку.
– Я сама очень восхищалась этими панталонами, – сказала она. – И вы также закажете для сочетания желтый атласный камзол?
Он улыбнулся.
– Я думаю – красно-коричневый.
– Необычное сочетание, – мягко заметила Элизабет, – но оно, я уверена, сделает вас объектом зависти всех, кто вас увидит.
В нем росла гордость за то, как героически она справилась с собой. Чтобы удержаться и не сказать ей то, что хотел сказать наедине завтра утром, Ян оглянулся по сторонам, ища тему для разговора.
– Я понимаю, что Валери, которой меня представляли, и есть та Валери с нашими оранжерейными записками?
Он понял свою ошибку, когда ее глаза затуманились, и она посмотрела в направлении его взгляда.